Раз как-то Быстрая Ножка сидела у очага старого Мока и рассказывала о том времени, когда она и Аб, безоружные, находились перед своей пещерой и должны были, чтобы войти в нее, съесть целого медведя; маленький Мок разразился смехом, чем удивил свою мать и старого Мока. Он имел искорку юмора и видел смешную сторону происшествия, чего были лишены Аб и Быстрая Ножка. Мальчик был всегда среди взрослых и, однако, не участвовал в их жизни, — смутно видел странности и контрасты, свет и тени человеческого существования, и иногда это заставляло его смеяться. Смех пещерного человека был незаурядным явлением; то был сдержанный сардонический смех, если он только не был простым проявлением мощного здоровья тела и духа. Юмор представляет позднейший и драгоценнейший дар природы, частичкой которого владел маленький Мок задолго до того времени, когда люди могли воспринять его, но вскоре вместе с маленьким Моком он снова исчез на многие столетия.
Случилось, что маленький Мок, принесенный с рыбной ловли, рассказывал старому Моку, как он, слишком слабый для рыбной ловли, сидел на берегу реки и наблюдал и лес, и поток, и быстрых рыб, и птиц, и приходивших на водопой животных. Описывая стадо северных оленей, которое прошло близ него, маленький Мок схватил кусок красного мягкого камня и на стене пещеры нарисовал изображение животного. Старик вскочил в удивлении. Изображение поражало своей жизненностью и в общем и в деталях. Ребенок обладал зрительной памятью и рукой артиста. Ободренный успехом, маленький художник рисовал, радуя старого Мока правдивостью и жизненностью изображений. Старый Мок был восхищен; он добывал лучшие куски мамонтовых бивней и зубы гиппопотамов маленькому Моку для гравирования и вырезывания. И в скором времени молодой артист превзошел старика и сделался предметом гордости и хвастовства для своего друга и учителя. Иногда мальчик работал далеко за полночь, так как он не любил прерывать начатой работы, пока она не была окончена, и потом, проспав до следующего полудня в своем теплом гнездышке, выползал и, глядя по удобству, приготовлял себе кусочки мяса на ближайшем очаге или разделял трапезу старого Мока.
Все в Огненной долине росло, развивалось и процветало, росло и хилое тело маленького Мока, но на двенадцатом году своей жизни он изменился. Он все более и более слабел и с каждым днем делался бесполезнее. Он должен был оставить свои любимые экскурсии к реке и даже маленькие прогулки на сильных руках старого Одного Уха на вершину обрыва, откуда мог одним взглядом окинуть страну на далекое расстояние. Когда в воздухе начали кружиться снежинки, маленький Мок тихо лежал в своей постели; его большие задумчивые глаза смотрели на Быструю Ножку, которая напрасно прилагала все свое ограниченное умение, чтобы заставить его поесть и тем подкрепиться. Подобно птице, которая вьется над упавшим из гнезда птенцом, она заботилась о маленьком Моке, но, несмотря на все усилия, не могла ему вернуть даже прежних слабых сил и здоровья. Иногда приходил Аб и, печально посмотрев на них обоих, уходил с тяжестью на сердце. Старый Мок был всегда за работой и, однако, всегда был наготове то подать воды маленькому Моку, то перевернуть его истощенное маленькое тельце на грубой постели, то покрыть его шкурами. Так и Быстрая Ножка ухаживала за страдальцем, надеялась и боялась.
