Приехав искать счастья в Москве, Лариса и Эгил сняли восьмирублевый (дешевле в центре не нашли) номер в "Украине" - той самой гостинице, где весной 58-го уже останавливались музыканты из РЭО. На следующий день их навестил Григорий Наумович Мастровой, директор рознеровского оркестра. Осмотрелся, поцокал языком и пообещал подыскать недорогое жилье поближе к Эдди Игнатьевичу. Позже Мастровой действительно нашел хорошую, просторную комнату и даже в том же доме на Каретном, в квартире некой мадам Бланк, пианистки Москонцерта. И цена была подходящей - пятьдесят целковых в месяц. Мебель имелась. К обстановке добавились лишь пианино и магнитофон, которые Шварц перевез из Риги. Мондрус рассказывала мне о встрече с Рознером:
- Эдди Игнатьевич очень любил женщин, и я сразу почувствовала на себе его голодные взгляды, такие цепкие, с головы до ног, с "остановками" на разных частях тела. Присутствие жены его не смущало...
Он сразу сел за рояль и начал наигрывать свои мелодии. Играет - и глазами ловит, как я реагирую. А мне так особенно сильно ничего не нравится. Мы вроде бы из Риги, исполняли там западный репертуар. А тут распустил перья музыкант, о котором я ничего не знала, кроме того, что он известный дирижер и очень нужный человек, у которого мы должны кормиться. И нам с Эгилом надо использовать его, чтобы найти свое место в столице. Наверное, Рознер рассчитывал на мой восторг, и мне следовало подыгрывать ему более демонстративно: "Как это мне нравится! Ах, как это изумительно!" А я молчала, глупо улыбаясь.
Он меня все время "золотком" называл и откровенно заигрывал, особенно когда Эгил болтал на кухне с его женой. Такой флирт был в порядке вещей...
Рознер загрузил Мондрус исключительно своим репертуаром, и первые репетиции проходили у него дома. Он аккомпанировал, Лариса пела, Эгил в другой комнате возился с оркестровками.
В середине октября не по-осеннему теплым солнечным утром Рознер ошарашил Шварца новостью:
- Эгил, ты слышал, Хрущева сняли? Со всех постов.
- А кто же теперь главным будет?
- Какой-то Брежнев.
Вероятно, оба подумали: будет хуже!
- А может, станет лучше,- хозяин квартиры скептически улыбнулся.
- Одно утешает - сразу ничего не меняется.
Пока Лариса разучивала "Колыбельную", "Лунный свет" "Может, нет, а может, да" и другие "непристроенные" вещи маэстро, Рознер и Шварц мотались по разным музыкальным редакциям. Несмотря на известность автора, случалось нередко и так, что каких то вещей Рознера не брали. Ему тоже, как простому смертному, приходилось преодолевать кабинетные преграды. Но вот пришла новая певица, которой светила счастливая звезда, и всю обойму песен разом приняли к производству. Чермен Касаев из Всесоюзного радио, в кабинете которого Мондрус демонстрировала принесенный "товар", удивлялся:
