— Как было? Как пять лет назад? А уже сегодня многие, да вот, например, братья Шевченко, далеко опередили меня. Давайте оставим эту затею…
Началась бомбежка, заговорили зенитки. По цеху торопливо прошел пожилой военный с двумя шпалами в петлицах.
— Попытаемся сегодня прорваться, товарищ комиссар? — обратился к нему Мазай.
— Но я не хотел бы рисковать вашей жизнью…
— А я вашей. Кто же вычеркнет меня из списка бойцов?
— Никто! — примирительно сказал комиссар. — Когда получим приказ, соберемся здесь. А, вот и Андрей Емельянович! Может быть, и вы, товарищ Заворуев, собираетесь вступать в наш отряд?
— У меня будут другие дела, — сказал Андрей Емельянович коротко. Заворуев оставался в городе. Старый коммунист, он еще в начале века работал в подпольной большевистской организации…
— Взгляните, Андрей Емельянович, что творится с нашим заместителем начальника цеха. — Мазай кивнул в сторону инженера Спицына, бессильно прислонившегося к стене. — У него форменная истерика. Нужен укол, чтобы в чувство привести.
— Я его уже получил! — крикнул Спицын, выхватив из кармана газеты: — Все погибло, всему конец! Это ясно любому мало-мальски разбирающемуся в военной стратегии.
— Инженеру Спицыну угодно выступать в роли военного стратега и политического оракула, — веско проговорил Заворуев. — Но я рекомендовал бы ему взглянуть на события глазами металлурга и вспомнить, что уже за несколько лет до начала этой войны мы начали строить одновременно десятки домен и мартенов. И где? На Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке. Можно себе представить, какой стальной ураган обрушится на фашистов!
Группа комсомольцев с винтовками пробежала по цеху.
— Приготовиться! Через час отряд выступает! — послышались голоса.
Но ни через час, ни через два сигнал к выступлению не прозвучал. Рабочие не покидали цех до рассвета. Сталевары решили отдохнуть в конторе. Заворуев, Мазай и Пузырев легли рядом. Все измучились за день, но никто не мог сомкнуть глаз.
Долгое молчание нарушил Андрей Емельянович.
— В прошлом году ко мне обратились ребята из драмкружка. Они хотели изобразить на сцене дореволюционный заводской поселок и пришли расспросить, как он выглядел. Я посоветовал нарисовать на холсте подъезд приличного дома, такого, в каких живут обер-мастера. И прибить доску с надписью: «Рабочим ходить по этой улице запрещается». Мое предложение отвергли; сказали, что уж очень нарочито агитационно. А ведь так было, помнишь, Никита Алексеевич?
