– Не хочу жить… Не хочу! Варвары!.. Варвары!..
Пиранделло прижимал его к широкой груди, шептал по-бабьи:
– Ну, будя… Ну, уймись, Антон Францыч… Будя…
– Антон Францевич! Миленький, родненький!.. – причитала Маша. – Жизни себя решить – грех-то какой!.. Все будет хорошо! Вот увидите.
– Манечка знает, что говорит… – лепетал испуганный Тихон.
– Успокойтесь, Антон Францевич! – кричал Родик. – Немедленно успокойтесь!..
– Хорошо, – вдруг сказал Герстнер, лежа в руках Пиранделло. – Я останусь жить. Но пусть погибнет мой проект. Он никому не нужен.
Герстнер дрыгнул ногами и швырнул в воду чертежи и проект.
– Пиранделло! Держи Антона!!! – завопил Родик.
Одновременно в воздух взвились четыре тела, одновременно в воду шлепнулись Родик, Маша, Тихон и коза Фрося…
В апартаментах Герстнера на протянутых веревках сушилась мокрая одежда спасателей, чертежи, эскизы.
Завернувшись в скатерть, как в тунику, Маша проглаживала утюгом чью-то мокрую рубаху.
У жарко натопленной печи сушилась обувь, грелся голый Тихон в одной набедренной повязке. Его кремневый пистолет пеньковыми веревками был приторочен под левой подмышкой точно так же, как через полтораста лет станут носить оружие тайные агенты всего мира…
Коза Фрося, укутанная в армяк Пиранделло, лежала на узкой софе, что-то жевала, трясла мокрой бородой…
Босоногий Родик в халате на голое тело нервно расхаживал:
– Стыдно, Антон Францевич, и недостойно интеллигентного человека!.. Сегодня ваша жизнь и ваш проект уже принадлежат…
– Российской империи, – вставил дрожащий Зайцев.
– А ты вообще молчи! Не умеешь плавать – нечего в воду прыгать! – разозлился Родик.
– Все прыгнули – и я прыгнул, – виновато пробормотал Тихон.
– Вы талантливый инженер, Антон Францевич!..
– Очень плохо в России жить инженеру, – простонал Герстнер.
– Эх, Антон Францыч, – вздохнул Пиранделло. – А кому на Руси жить хорошо?
– Как ты сказал, Пиранделло? – удивился Родик.
– А чего я такого сказал?!.. Чуть что – сразу Пиранделло!..
– Я здесь совсем недавно, а уже заметил, что существование в России окружено такими стеснениями… – слабым голосом проговорил Герстнер.
– Что каждый лелеет тайную мечту уехать отсюда куда глаза глядят, – подхватил Родик. – И заметьте, Антон Францевич, дело вовсе не в политической свободе. а просто в личной независимости, в возможности свободного передвижения, в обычном выражении естественных человеческих чувств…
Зайцев в панике заткнул уши, закричал тоненько:
– Я этого не слышал, господа! Вы этого не говорили!..
