Чиновник положил перед князем бумагу, зашептал:
– Записка графа Бобринского и военного инженера по ведомству путей сообщения Мельникова в защиту проекта господина Герстнера.
– Нам-то это зачем?! – возмутился князь. – Отнесите в Комитет по устройству железных дорог.
Глядя на освещенные окна Сената, Маша, Тихон и Родик томились на набережной. Двумя полукружьями сбегали вниз гранитные ступеньки к невской воде. Там Пиранделло готовился доить Фросю.
– Подслушать бы, как там, чего… – тосковал Тихон. – Придумали же для глаз подзорную трубу… Неуж нельзя и для ушей чего выдумать? Насколько легче работать было бы!..
Родик сказал:
– Протянуть такую проволочку… на одном конце коробочка, на другом – трубочка. В коробочку говоришь, в трубочку слушаешь…
– Нет, – возразил снизу Пиранделло. – Проловочку всегда заметно. Каждый дурак подойдет и оборвет. И все.
– Правильно! Уж если мечтать – так ни в чем себе не отказывать! – сказал Родик. – Никакой проволочки! Все исключительно через атмосферу, по воздуху… Я в Москве говорю: «Маша!» А Маша мне из Петербурга: «Слушаю!»…
– Ох, чует мое сердце, неладно там… – тревожно произнесла Маша и показала на окна Сената.
И снова коридоры Сената. Снова табличка: «Комиссия по устройству железных дорог».
В зале, тоже смахивающем на зал суда, чуть поодаль от трибуны страдал Отто Франц фон Герстнер, а с трибуны вещал граф Татищев:
– Климатические условия нашей страны послужат сильным препятствием к этому разорительному для населения России нововведению! И потому устройство железных дорог считаю на несколько веков преждевременным!..
Чиновник пробрался к Татищеву, положил перед ним бумагу:
– Письмо графа Бобринского и инженера Мельникова в защиту проекта Герстнера…
– Отнесите это в «Особый комитет по рассмотрению заявления Герстнера», – обозлился граф. – Пусть там и решают!..
А на набережной томительное ожидание короталось болтовней:
– Надо было и мне туда, с Антоном Францевичем! Представился бы кем-нибудь пофигуристее, наврал бы с три короба, и пропустили бы как миленького, – вздохнул Родик.
– Что же вы, Родион Иванович, думаете, что тама наших людей нет? – усмехнулся Тихон. – У нас, в Третьем жандармском, вас все знают как облупленного.
– Это еще откуда?
– Из донесений моих.
– А про меня знают? – крикнул снизу Пиранделло.
– Неужто нет.
– И чо?
– А ничо. Смеются с тебя.
– И про меня, Тихон? – улыбнулась Маша.
– Про тебя, Манечка, даже в Академию наук запрос посылали. Ты для их
