Конечно, если бы они записывали все мелкие правила, Код этики был бы из множества томов, которые сделали бы библиотеку огромнейшей.
— Ответ — не нечто рациональное, а эмоциональное, — священник стукнул себя по груди.
— Мое сердце?
— Да. Ты можешь ощутить боль друга сердцем? Если да, то ты захочешь помочь, да? Это важнее всего у людей.
Я кивнула.
— Ты можешь ощутить боль другого?
— Да.
— Не гипотетически. Ты можешь забрать себе чужую боль?
— Могу, — уверенно сказала я. Я думала, что беседа закончилась, но реакция Мушина была не такой, как я ожидала.
— Тогда почему нам не попробовать?
Пока я пыталась понять, о чем он, Мушин вытащил из одеяния нож, лезвие заблестело. Я была потрясена.
— Эксперимент. Ты сможешь ощутить мою боль, когда она вот так? — он без предупреждения ударил себя ножом по ноге.
Я ошеломленно пялилась.
— Мы можем терпеть любую боль наших тел, если натренированы. И в этом возрасте я не так сильно истекаю кровью… — рассеянно бормотал он.
— Прошу, хватит! — закричала я, опомнившись. Голос дрожал, сердце гремело в груди.
— Это тебе. Ты ощущаешь мою боль на самом деле? Если да, я прекращу.
— Я ощущаю, так что прекратите, пожалуйста!
— Нет. Не ощущаешь. Ты только представляешь. Настоящая боль из сердца.
— Это… — что мне делать? Ноги не слушались.
— Что? Пока не ощутишь боль, я должен это делать. Так я тебя направляю.
— Н-но как я…
— Не представляй. Пойми. Ты. Сделала. Это. Со. Мной, — голос Мушина был полон боли. — Понимаешь? Ты. Заставляешь. Меня. Страдать.
Я думала, мое сердце остановится. Что мне делать, чтобы спасти его?
— Прошу, помоги, — тихо и хрипло сказал он. — Останови это. Помоги мне.
Как мне объяснить атмосферу? Это было нелогично, но я поверила, что мучила священника. Слезы лились из моих глаз.
Мушин стонал от боли. Ладонь, сжимающая нож в ноге, подрагивала.
А потом произошло нечто невероятное. Мое тело напряглось, я не могла двигаться, поле зрения сузилось, на грудь что-то давило, и я не могла дышать.
— Прошу. Не. Убивай. Меня.
Эти слова что-то включили. Резкая боль началась с левой стороны моей груди, двигалась к макушке.
Я потеряла равновесие и упала на татами на бок.
Сердце. Дыхание. Я не могла дышать. Рот открывался и закрывался как у рыбы без воды.
Я увидела, как Мушин смотрит на меня, как на образец в лаборатории.
— Соберись, прошу, — его голос звучал издалека. — Саки, все хорошо. Со мной ничего не случилось.
Глаза слезились, я увидела, как он встал, будто ничего не произошло. Раны не было.
