Новое приключение: Гвинея | страница 8
Потом из-за моря вышло солнце. Из-за моря потому, что на восток от нас простирался огромный залив. И.солнце было необычное: такое бледное, что совсем не резало глаза. На него даже можно было спокойно смотреть. Какой-то сонный, бесцветный кружок на небе. Тогда я понял, что это из-за толстых слоев висящей в воздухе пыли, принесенной харматтаном[4] из Сахары. Казалось, что даже солнце изменило самому себе, чтобы выглядеть более ласковым.
Признаюсь, в этом своеобразном контрасте между идиллическим пейзажем и бурей, сотрясавшей Африку, была какая-то чарующая порочность.
Рассвет быстро превращался в светлый день, солнце поднималось вверх, но Конакри, казалось, все еще дремал. Из порта никто к нам не явился. Напрасно вызывали мы лоцмана. И наш офицер-радист, и второй офицер, молодая женщина, одинаково обаятельная и энергичная, — очаровательный уникум всего нашего торгового флота — с момента прибытия на рейд непрерывно посылали в порт световые сигналы, но порт был глух. Солнце уже вышло из слоя пыли и начало припекать нормально, по-африкански, а из порта никто так и не высунул носа.
Я поинтересовался, какого лоцмана мы ждем.
— Это будет белый лоцман? — спросил я моряков, находившихся на капитанском мостике.
— Белый! — ответили они. — Белый… разумеется!..
Моряки знали, что профессия лоцмана трудная и ответственная, требующая многих лет работы на море. В колониях или в бывших колониях везде до сих пор служили исключительно белые лоцманы.
Наконец, почти через два часа после восхода солнца, мы заметили в бинокли какое-то движение в порту. Появилась моторка. Она направлялась в нашу сторону и действительно везла нам лоцмана и его помощника.
На корабле возникло небольшое замешательство: и тот и другой — чистокровные африканцы.
— Кое-что изменилось в этой Африке! — сказал мне с улыбкой первый офицер.
— Кажется, да!
Поздно проснулись черные лоцманы — пожалуй, как весь этот континент, — но в конце концов все же прибыли и совершенно точно, без всяких осложнений стали вводить корабль в порт.
Вскоре один из них вышел на мостик, где я стоял. Мы приветствовали друг друга рукопожатием, причем я сказал, как обычно:
— Bonjour[5].
— Merci[6],— ответил он, к моему удивлению.
Французским языком он владел прекрасно.
Когда минутой позже его товарищ точно так же поблагодарил меня за «bonjour», мне стало немного неприятно: показалось, что это своего рода раболепство, оставшееся от колониальных времен. И только значительно позже, на континенте, узнав обычаи африканцев, я убедился, что сами гвинейцы точно так же благодарят друг друга и это ни в коей мере не было проявлением раболепства. Напротив, вполне естественно выражать свою благодарность тому, кто желает доброго дня. Это имело свой смысл. В этом была своя логика.