Офицер сторожевой службы в шлеме и латах внимательно изучал его документ — лист пергамента, вручённый ему завербовавшим его византийским посланником и написанный по-гречески. Хоквуд не знал, что там написано, но, по-видимому, документ сообщал не только о том, что Хоквуд доброволец, согласный служить императору, но и то, что он говорит лишь по-итальянски. Охранник, оглядев Хоквуда, вызвал подчинённого и что-то приказал ему.
— Пойдёмте со мной, — обратился вновь пришедший по-итальянски.
— Охотно, — согласился Хоквуд. — Скажите, куда мы идём?
— Я представлю вас принцу. В ваших документах упомянуты другие люди?
— Моя семья ждёт меня в Галате.
На протяжении всего разговора у офицера сохранялось напряжённое выражение лица. Сержант пробирался сквозь толпу, Хоквуд последовал за ним, привлекая к себе заинтересованные взгляды.
— Ваш офицер, похоже, суровый человек, — заметил Хоквуд.
— Он ненавидит всех латинян, — отозвался сержант.
— И он думает, что я один из них?
— Если вы римского вероисповедания — вы латинянин, — объявил сержант.
Они прошли через белые ворота во внутренней, более низкой стене; сразу за ней находилась сама столица Византии. В центральной части города были только дворцы и соборы, отделённые красивыми, засаженными деревьями парками, а в южном конце, как раз напротив стены, располагался огромный амфитеатр.
— Это ипподром, — объяснил сержант, — здесь проходят представления. У вас есть подобные развлечения, англичанин?
— Нет, — сказал Хоквуд.
— Ты должен рассказать мне об Англии, — улыбнулся сержант. — Меня зовут Панадоу.
«Похоже, у него нет такой ненависти к латинянам, как у того офицера», — подумал Хоквуд. Он стал осматривать огромный собор Святой Софии, изумлённый величием этого сооружения, богатством разноцветных витражей, золотой инкрустацией на консолях, сверкающей отражённым светом. Никогда раньше он не мог даже предположить, что в мире существует подобное здание.
Какое-то время Джон Хоквуд ждал начала аудиенции принца Константина. Сержант Панадоу доставил его дворецкому принца и попрощался.
— Мы ещё увидимся, — сказал Хоквуд.
«Чем быстрее я найду здесь друзей, тем лучше», — подумал он.
— Обязательно, — коротко ответил Панадоу и ушёл.
Дворецкий не знал ни одного из романских языков и, без сомнения, ненавидел латинян. То же самое можно было сказать о многих других, ожидавших в вестибюле; все они уставились на огромного рыжеволосого англичанина с нескрываемой враждебностью. Хоквуд пытался не обращать на них внимания и принялся изучать великолепный интерьер помещения. Мозаичными изразцами были выложены пол и потолок. Иконы с изображениями Марии с младенцем висели на стенах. Красное одеяние дворецкого вполне бы подошло самому титулованному графу Англии. Хоквуд чувствовал себя неловко в своём поношенном камзоле и залатанных штанах; его одежда была коричневого цвета, что выдавало в нём бедного человека. Но его белая рубашка, специально сохранённая для этого случая, была свежей и хрустящей.
