— Атаковать Кадмею сейчас? Безумие. Боги отвернутся от нас за такую дерзость.
— Ничуть. Пусть наши люди с разных направлений стекаются к крепости с зажжёнными факелами, разводят костры, затем незаметно, без огней, возвращаются, вновь зажигают их и опять идут к стенам — пусть лаконцы думают, что нас очень много. К утру мы сможем противопоставить им настоящую силу. Главное — заставить их отказаться от вылазки сейчас...
Утром Мелон привёл ещё восемь сотен изгнанников, вернувшихся в родной город. Эпаминонд тут же указал им боевой участок у стены:
— Спартиаты всю ночь жгли факелы, но ворота оставались закрытыми. Теперь их вылазка не страшна — у нас более двух тысяч бойцов и, глядите, подходят ещё!
Осаждённый спартанский гарнизон не помешал провести в тот же день Народное Собрание, встретившее рукоплесканиями Пелопида и его товарищей в сопровождении процессии жрецов. Оно было коротким, но решило главное: по предложению Горгида Пелопид, Мелон и Харон были избраны беотархами[14].
Вскоре Пелопид отдал свой первый официальный приказ: окружить Кадмею укреплениями, начать приступ со всех сторон и изгнать лаконцев прежде, чем к ним подоспеет помощь!
В двух десятках шагов от крепостных ворот закованный и бронзу Горгид встретился с Лисаноридом — одним из трёх гармостов[15] Спарты в Беотии.
— Войска фиванцев готовы к штурму, ты видишь их воодушевление... — Рослый наконец мрачно смотрел на плотную, приземистую фигуру беотийца. Гармост понимал — минувшей ночью он упустил лёгкую победу. Теперь же из окруживших крепость плетёных щитов виднеется множество шлемов и целый лес копий. Город продолжает высылать новые отряды войск, метательные машины, штурмовые лестницы.
— Приступ будет отчаянным, бой на стенах — жестоким. Должен ли человек, всю жизнь терпевший военные лишения, умирать с распоротым животом в крепостном рву, если может благополучно жить в далёком прекрасном краю? Рассуди, к чему серебро, если его хозяину придётся слететь с крепостной башни?
Лисанорид скрипнул зубами. Лет двадцать назад он знал бы, как ответить на такую речь — ударом тяжеленного кулака в ухо. Чтобы проучить этого дерзкого, не потребовался бы и меч. Но в ту пору меч и был его единственным достоянием. А ныне... О, сколько серебра может принести война умному человеку! Наместничество же позволило удвоить богатство. Немалое и тайное.
Спартиат бросил взгляд на готовые к действию онагры[16] и палинтоны[17], до боли сжал кулаки.
