Несколько песен, исполненных приятным, выразительным, хорошо поставленным, пусть и не очень сильным голосом, лишь усилили восторг Эвтидема.
— Ты ещё не видел Тиру в танце, — говорил Поликрат, прощаясь с очарованным приятелем.
На этот раз не было ни обильных возлияний, ни предложений остаться на ночь.
— Мой яд действует, господин, — обернулась Тира к своему хозяину, когда они остались вдвоём. Ты сам видишь. Мне даже кажется, что для этого, — указала она глазами на двери мегарона, — доза слишком велика.
Женщина оказалась права — уже на следующий день Эвтидем разыскал Поликрата в Герусии и сообщил, что дело с поставкой оружия из его эргастерия в другие — разумеется, дальние страны, такие как Египет — улажено.
— Вовремя, — не скрывал удовольствия архонт, — ведь на меня только что возложили очередную литургию — снова я должен построить и снарядить за свой счёт целый корабль. А где же мне взять деньги? Жду тебя сегодня к себе и постараюсь отблагодарить.
Приём превзошёл все ожидания. В тот вечер сладострастный восточный танец Тиры вызвал в нём неизведанные прежде, ни с чем не сравнимые порывы чувств.
С последними звуками мелодии архонт, встретившись взглядом со своей рабыней, знаком велел оркестру удалиться, а затем и сам оставил зал. Тира мелкими грациозными шажками египетской танцовщицы приблизилась к изнемогающему в кресле эфору. Потемневшие до глубокой синевы глаза гипнотизировали добычу.
Эвтидем не уснул в ту ночь ни на миг. Солнечные лучи уже пробивались сквозь складки тяжёлых портьер, а эфор всё ещё ласкал это волшебное тело, не в силах оставить ложе, где — он сам не отдавал себе в этом отчёта — впервые узнал, что может дать женщина мужчине. Он, привыкший силой брать женщин в завоёванных городах — кулаком по голове, если сопротивляется, и на пол её же разорённого дома — или с пренебрежением принимать купленную за деньги близость гетер в городах союзных, старался быть нежным сейчас — по крайней мере настолько, насколько это ему удавалось.
Проводив эфора, Тира показала Поликрату многочисленные красные и синие пятна на своей гладкой, как полированный мрамор, коже:
— Дорого же мне обходятся твои планы, хозяин.
— Свобода тоже стоит недёшево, — густое ухоженное серебро бороды и усов шевельнулось в улыбке, — а свобода с деньгами — ещё дороже, — многозначительно произнёс архонт, глядя, как красавица кутается в одеяние из блестящей голубой ткани, с превеликим трудом доставленной из далёкой Серики. — Ты получишь и то, и другое через пять лет, если будешь старательно исполнять все мои поручения. А если выпадет дело, особенно важное и трудное для меня или Спарты (что одно и то же), — то и раньше. Видишь, я забочусь, чтобы ты получила свободу молодой и красивой, смогла завести дом и семью. Вот только кто заменит тебя в моём доме?
