— Говорю вам, — вещал взволнованный собственным рассказом купец, — что ламию от настоящей женщины можно отличить, лишь когда она нападёт, а тогда уже будет поздно! Вот послушайте. Когда-то постигал я искусство торговли под руководством моего старшего компаньона, человека рассудительного и умелого. Пытался он приучить к делам и своего сына, но тому больше нравилось порезвиться в обществе приятелей и весёлых красавиц. Однажды компаньон отправил Этеоника — так звали юношу — в Византию, снарядив для этого свой лучший корабль. Как-то раз этот юноша беззаботно веселился в кругу друзей, расхваливая прелести и искусство византийских гетер. Вдруг к Этеонику приблизилась женщина, похожая на служанку, и предложила ему встречу со своей госпожой — так, чтобы остальные не слышали. Тот не заставил себя долго упрашивать и поспешил вслед за женщиной.
Увидев мерцающие глаза госпожи, её густые тёмные искрящиеся волосы, стройное тело, он позабыл обо всём на свете. Самонадеянному молодому человеку и в голову не пришло, что могла быть ещё какая-либо причина, кроме его достоинств, чтобы вызвать интерес такой красавицы. Недолго длилась беседа. Вскоре Этеоник оказался на ложе очаровательной хозяйки и жадно утолял свою страсть. День между тем угас. В комнате стало темно. Этеоник, желая ещё насладиться красотой женщины, попросил её зажечь лампионы.
— Не зажигай! — услышал он вдруг голос, прежде такой нежный и ласковый, а теперь зловещий и повелительный. Но фитиль уже вспыхнул, и Этеоник увидел ту, что совсем недавно покорила его своей красотой. Но теперь не трепетные руки восхищения, а холодные, липкие лапы ужаса охватили его! Глаза горели злым зелёным огнём, ярко-красный рот ощерился острыми кривыми зубами, а волосы шевелились, как змеи на голове Медузы горгоны[75].
С леденящим душу хохотом ламия прыгнула на молодого человека. В ужасе тот отпрянул, и тварь, промахнувшись, полоснула его зубами по плечу. В беспамятстве ударил Этеоник чудовище зажатым в кулаке огнивом и бросился к двери. Она конечно же была заперта. В этот момент боги пришли на помощь несчастному и вдохнули в него силу. Он схватил ложе, на котором только что предавался любви, и придавил змеящиеся по полу руки. А его прыжку в окно позавидовали бы атлеты-олимпийцы! Не переводя дыхания, молодой купец примчался на постоялый двор. Велика была радость моего компаньона успехам сына, ставшего после этой поездки серьёзным и осмотрительным. Почтенный старец до конца своих дней так и не узнал истинной причины перемены в своём сыне, а потому часто изливал на меня поток благодарности, как вы понимаете, совершенно незаслуженной.
