Отмывшись до звонкого скрипа, расчесала пятерней влажные волосы, мягко потянулась вправо и тёплый воздух мгновенно высушил тело, огладив напоследок горячей ладонью спину. Брента мысленно погрозила лукавому духу, ты опять за своё, смотри у меня - обижусь. Горячее дуновение мгновенно сменилось прохладным.
Этот маленький личный дух, выпущенный ею на свободу в далёком детстве, так и не повзрослел. Духи стихий никогда не служили ей, скорее, были друзьями. Строптивцами бывали, преданнейшими из строптивцев, весёлыми, неукротимыми спутниками. Брента счастливо зажмурилась, она дома, слава богам, она дома!
Закутавшись в длинное полотенце, прошмыгнула в свою комнату, натянула единственный наряд, ссыпала в кошель серебро, привычно отправила его в сумрак. О чешуе заботиться нет нужды - никто не тронет её сумку. Чтобы тронуть нечто, принадлежащее ведьме, это нечто ещё надо найти и увидеть. А вот теперь поработаем на собственную легенду. Небогатая, но вполне обеспеченная горожанка из провинции ищет недорогой домик в тихом переулке, ищет также прислугу, скажем, девчонку для посылок, уборки, беготни за провизией. Значит, в первую голову озаботиться гардеробом, подобающим одинокой старой деве, двух смен будет достаточно, потертый, но приличный сундучок ей тоже нужен.
Перед выходом из комнаты огладила на себе слегка помятую тунику, покрепче перетянула пояс у шаровар, тонким шарфом прикрыла волосы, обмотала длинный конец вокруг шеи - вот теперь можно и выходить. Идёт себе немолодая женщина в неброском наряде, идёт спокойно и никого не тро... сердце пропустило удар!
Волнение даже не пошевелило ресницы, монах из ордена Решающих изволит завтракать в таверне. И ведь знакомый монах... Ну что ж, каждому своё, бывший приятель из рода ведунов-стихийных, а ныне маг на службе императора. Монах уставился на старуху пустым взглядом человека, занятого тягостными мыслями.
Двенадцать ступеней лестницы показались ей двенадцатью ступенями к эшафоту, столь же пустым взглядом она почтила монаха, отметила всё - неровно остриженные волосы, набрякшие веки некогда синих (а ныне отчего-то серых) глаз, резкие носогубные складки, слегка брезгливое выражение лица, скорбный рот. О чём бы ему скорбеть, неужели о том, что не сумел придушить её и ей подобных во славу императора?
Привычным усилием загнала ярость на задворки сознания - не время! Ненависть и месть подождут. В Хасуне есть одна интересная поговорка «ненависть и месть, как дорогое вино, первая должна отстояться, а вторая – вызреть».
