Песнь потерянных Веков
Есть нечто, чего не хватает так не хватает в наших жизнях
Окна, которое раскрылось бы на бесконечность, которая улыбнулась бы уголком сердца которое погрузилось бы в Твою великую волну которая побежала бы там как никогда
Есть нечто, чего не хватает так не хватает в наших жизнях
Нечто, что есть навсегда что наполняет каждый час как знакомая музыка как сладость потерянная и снова найденная в то же мгновение
Есть нечто, что кричит что так кричит в наших жизнях
Нечто, чего нет там и что пронзает наши жизни болью без имени зовом столь старым что он как все боли мира, зовом столь пылким что он как любовь без дна для всех этих жизней потерянных жизней
А! найдем ли мы это нечто, чего не хватает так не хватает в маленькой секунде как в потерянных веках?
6
Черный Вагон
О, вековечный странник, что же ищешь ты? Бигарно, какая выдумка! Кто назвал тебя так? "У меня нет имени", - ответил он, - "нет страны, я живу возле моря - что касается всего остального, смотри выписку из моего свидетельства о рождении." Затем, в один из дней своих путешествий, этих портов, этих пристаней без конца, всегда одинаковых, Бигарно высадился в... Безумии... полном. На пристани, но на пристани, как никакая другая, однако в этом же Времени, в стране, которая звалась Больше-Никогда. Но это Больше-Никогда, оно бежит, бежит - в вечность? Бетонная пристань, на ней рельсы, вагоны для скота. Люди из железа, автоматы на поясе, лающие приказы, и так много ошалелых бигарно, которых заталкивали ударами дубинок в эти вагоны. Десять, сто, пятьсот, неизвестно сколько, в каждый вагон, до тех пор, пока он не набьется, как сардинами консервная банка, куда последняя сардинка должна загоняться последним ударом дубинки. И раздвижные двери закрылись на ночь. Ночь, как на заре Веков. После этой ночи больше не было дня - никогда-никогда. Вы были мертвы раз и навсегда. Не было больше страны - никогда-никогда. Не было больше имени, кроме лагерного номера, 53766. Больше не было братьев, кроме как братьев по несчастью, больше не было знакомых людей, больше не было моря, земли и небес - это было на другой стороне, другой стороне всего: жизни, смерти и преисподней, в никакой дыре, которая, возможно, была дырой первого бигарно в мире, который цеплялся... за что? на голой скале. Как первый Идиот в мире, немой и ошарашенный, который не знал ни идиотов, ни мира, ни... чего? Было только огромное ЧТО ночи и небытия - возможно, это "что" возникает, когда цепляешься за скалу. Раньше было начало, был конец, все было похожим. Теперь же не было ни начала, ни конца - это было... ничто. Однако это не прекращалось. "Это" длилось три ночи и два "дня" этого Времени, стоймя, бок о бок, как в вагоне сардин. В первую ночь - ничего: все были ошарашены. Иногда поезд останавливался в ночи и слышался автоматный треск - дыра в полу, побег?... Но из этого никогда не убежишь! Бежать, куда? От смерти? но не было даже могилы, чтобы "где-то" ее избежать. Вторая ночь - снова стоя, но были номера, которые умирали стоя, не было места, чтобы умереть, и зловонные запахи - тоже стоя. Кто-то принимались выть, сходил с ума, пока сосед по номеру не заставлял его замолчать под ударами кулаков - иначе бы все сошли с ума. На третью ночь не было ничего, кроме молчания и нескольких смертей стоя - молчание... На третий день двери раскрылись, и они должны были выпрыгивать прямо в снег. И в голый Ужас. Бигарно-53766 сказал себе еще кое-что, как из глубин старого океана: это надо пре-о-до-леть. И он преодолевал это 536 дней и ночей. Но больше не было дней и ночей, они были похожи, не было ничего, к чему можно было бы прицепиться на голой скале. На пятьсот тридцать пятый день Бигарно вдруг почувствовал, что его внутренне что-то тянет; он повернулся на своем тюфяке - его сосед взглянул на него большими нежными глазами: "Было близко..." Близко? "Ты скажешь моей матери..." И на этом все, он умер. Пришел человек из железа, стянул с него арестантскую робу, отметил его лагерный номер, начертанный на груди, и - в печь. Бигарно больше не знал ни своего имени, ни названия своей деревни, ни имени своей матери - он был нигде. Снаружи высилась груда трупов. На пятьсот тридцать шестой день Бигарно был "освобожден": выпущен в еще большую Ночь, потому что это был день всего мира, но он, Бигарно, был навсегда нигде.
