Тренировки в местной команде давали возможность свободно ездить на сборы и в спортивные лагеря. Голодание студенческих лет сменилось относительным изобилием, которым власти обеспечивали перспективных спортсменов. Я мог получать талоны на питание в спецстоловых, включая местный Дом офицеров.
Сверх того, была возможность пропускать лекции, на которые я не хотел ходить, и общественные мероприятия, такие, как политические собрания и обязательная работа в колхозе во время каникул. Почти всегда у меня находилась уважительная причина: предстоящие сборы или спортлагерь, или поездка на соревнования.
Мои бунтарские настроения укреплялись в атмосфере относительной дозволенности. Это были годы правления Хрущева, общеизвестной оттепели. Во время спортивных поездок мне встречались весьма неординарные люди, некоторые из них даже бывали за границей. Я с жадностью слушал иностранные радиостанции, такие, как Би-Би-Си и «Голос Америки» (радио «Свобода», на котором мне довелось работать позже, глушилось слишком сильно в наших местах, где было столько военных и закрытых предприятий). Через друзей удалось получить доступ к запрещенной литературе. Надо помнить, что Томск был интеллектуальным центром, университетским городом, возможно, с наибольшим процентом студентов по отношению городскому населению во всем СССР; здесь велись известные во всем мире научные исследования, главным образом по металлам.
Мой брат знал сторожа, работавшего в библиотеке местного мединститута, где находилось большое собрание книг в специальном хранилище, куда имели доступ только некоторые преподаватели, занимавшиеся научными исследованиями (обычно в целях написания критических статей о дореволюционных или западных авторах и теориях). Благодаря связям я мог брать книги из спецхрана на ночь, чтобы их отсутствие не было замечено.
Помню охватившее меня возбуждение, когда я впервые взял книгу из спецхрана. Она была в кожаном переплете с тиснеными золотом буквами. Опубликованный в 1915 году в Санкт-Петербурге фолиант являлся русским переводом книги «Элементарные формы религиозной жизни» французского социолога Эмиля Дюркхейма, где он исследовал религиозные и тотемные верования австралийских аборигенов. Возвращаясь домой в трамвае с моим сокровищем, я почти дрожал от переполнявших меня чувств. Тайком просмотрел несколько страниц — они были для меня глотком свежего воздуха — настолько велико было отличие от сухого стиля советских учебников.
