— Отец! Милый отец! Что он сделал? Пощади его!
Я был потрясен: Хик Холт — ее отец!
— Прочь, Лил! — крикнул он повелительно, отталкивая ее. — Убирайся отсюда!
— Нет, отец, нет! Ты этого не сделаешь! Что случилось? В чем он виноват? За что ты рассердился на него?
— В чем виноват, дочка? Он обозвал меня трусом и хочет выгнать нас с участка… Уходи, я говорю! Иди в дом!
— Пощади его, отец! Не убивай! Он такой смелый, такой красивый… Если бы ты знал…
— Смелый? Красивый? Ты бредишь, Лил! Что ты можешь знать о нем, если никогда раньше его не видела?
— Нет, видела! Всего час назад. Ты не знаешь — ведь он спас меня! Если бы не он… Отец! Ты не можешь… ты его не убьешь!
— Спас тебя? Это еще что значит?…
— Эй! Что здесь происходит?
Услышав это восклицание и последовавший за ним вопрос, я понял, что на сцене появилось новое действующее лицо. Оглянувшись, я увидел всадника, который подъехал к самой изгороди и смотрел поверх нее. Лицо его выражали удивление и некоторую иронию.
Не знаю почему, но появление незнакомца меня обрадовало. Я подумал, что в его присутствии скваттер скорее уступит мольбам дочери и кровопролитие будет предотвращено. Сам я, во всяком случае, твердо решил не стрелять, какими бы последствиями мне это ни грозило. Ружья были опущены. Зловещие птицы покинули дерево и уже почти исчезли в голубой вышине, но ни я, ни мой противник уже не смотрели на них. Взглянув мельком на незнакомца, я тотчас же снова повернулся к более интересной сцене передо мной. Ружья уже не было в руках скваттера — девушка унесла его в хижину. Холт не протестовал. Он, очевидно, сам отдал ей оружие — видимо, наша дуэль была закончена или, по крайней мере, отложена. Меня поразила такая внезапная перемена в настроении моего противника, происшедшая буквально в те несколько секунд, когда мое внимание было занято вновь прибывшим. Больше всего меня удивило то, что такую перемену произвело именно появление незнакомца. Я уже убедился, что просьбы дочери Холта, которые он так грубо и решительно оборвал, не могли меня спасти и только незнакомцу мы были обязаны этим внезапным перемирием.
Холт стал совсем другим — было заметно, что он уже больше не чувствует себя хозяином положения. Выражение удивления на его лице сменилось быстро растущим беспокойством. Встречая прибывшего и приглашая его подъехать к дому, он выглядел притихшим и испуганным. Это было особенно заметно по тому, как он поспешно вынул жерди, закрывавшие ворота, и взял под уздцы лошадь, а также по долетевшим до меня словам приветствия, которые он произнес.
