Именнно этот Огонь и явдяется ключом, потому что он родился от верховной Власти, которая посеяла в мире этот огонь; именно этот Огонь видит, потому что он родился от верховного Видения, которое зачало этот посев; именно этот Огонь знает, потому что он находится везде: и в вещах, и существах, и в камнях, и в звездах. Это Огонь нового мира, который пылает в сердце человека. "Это он про буждается в тех, кто спит", - говорится в Упанишадах. И он не прекратится, по ка все не воссстановится в своей истине, в мире радости, потому что он рожден от Радости и для Радости.
Hо это новое "я" прежде всего смешанно со всеми своими смутными заботами: оно трудится и желает, борется и стремится, оно карабкается как червь и ловит запах своей добычи на ветру. Оно должно сохранить себя и выжить.Оно ощупывает мир своими маленькими антеннами, он только видит фрагменты и то, что ему нужно. И в человеке - сознательном животном - оно расширяет свой круг, оно щупает, складывает фрагменты, систематизирует данные: оно создает законы, сборники знаний, евангелия.
Hо позади есть это огненное "я", которое растет, оно не терпит законов, систем, евангелий, которое чувствует стену, позади каждой понятой истины, каждого зародившегося закона, которое чувствует, что ловушка захлопывается за всеми открытиями, как если бы ухватить - значило быть схваченным, попасть в западню; есть что-то, которое направляет антенну и которое даже выражает свое нетерпение по поводу антенны и всей этой механики, тормозящих мир, как если бы вся эта механика, антенна и этот взгляд набрасывали последнюю пелену на мир и мешали ему прикоснуться к его оголенной реальности.
Если этот крик бытия внутри, который хочет видеть, который так хочет видеть истину и, наконец, выплеснутся на свободу: хозяин антенны вовсе не ее раб. Как если бы действительно хозяин всегда был заключен там и,выпустив свои ложножки, щупальца и все свои многоцветные сети, он пытался бы присоединиться к внешнему миру. Потом, однажды, под давлением этого огня необходимости весь механизм начинает трещать. Все трещит: законы, евангелия, знания и все мировые юриспруденции - этого больше не нужно! Даже лучше не надо, это еще один яд, западня мысли, книги, искусство и бог-отец, нужно что-то другое, другое! Чтото такое, что очень нужно и у которого нет названия, кроме слепой необходимости в нем...
И начинается демеханизация с таким же пылом, с каким начиналась механизация. Все горит, и не остается ничего, кроме этого чистого огня. Этот чистый огонь ничего не знает, ничего не видит, совсем ничего, даже мелких кусков тех фрагментов, которые он так тщательно собирал. Этот огонь почти болезненный, он тянется, трудится, ищет, ушибается - он хочет правды, он хочет другого, как раньше он хотел предметов, миллионы предметов и тянулся, чтобы схватить их. И постепенно все поглощается огнем. Даже желание другого, даже надежда когда-нибудь сжать в объятиях и эту невозможную чистую правду, даже усилие исчезает, и все утекает сквозь пальцы.
