И, однако, все эти мелкие признаки создают мало-помалу другую картину. Эти маленькие, много раз повторяющиеся мазки создают я не знаю что, которое вибри рует иначе, которое нас изменяет без нашего ведома, затрагивая струну, которая не знает своей ноты, но, в итоге, зазвучит, сздавая другую музыку. Все похоже и все очень разное. Мы рождаемся, не замечая этого.
Мы не можем точно сказать, каким образом это действует, не более чем древ ние обезьяны могли точно "сказать",что нужно делать, чтобы манипулировать мыс лью. Но по меньшей мере мы сможем назвать кое-какие из этих мелких, смелых мазков, указать основное направление и следовать шаг за шагом с нашим первооткрывателем нового мира, этой нити открытия, которая кажется иногда последовательной, но в итоге создает полное сцеплени.Мы не знаем эту страну, и, может быть, можно сказать, что она формируется под нашими ногами, что она почти вырастает под нашим взглядом, как если бы заметить эту кривую, этот почти лукавый свет, значит подбодрить его, подтолкнуть его к росту и начертить под нашими ногами этот пунктир, другую кривую, а потом - этот очаровательный холм, к которому устремляются с бьющимся сердцем.
Наш первооткрыватель нового мира прежде всего является наблюдателем, ничто от него не ускользает; ни одна из деталей, ни одна из самых ничтожно малых встреч, ни незаметное совпадение - чудо рождается капельками, как если бы сек рет заключался в бесконечно малом. Это микроскопический наблюдатель.
И, может быть, нет ни "великих", ни малых "вещей", а есть один и тот же верховный поток, каждая точка которого также полна наивысшим сознанием и смыс лом, как и вся Вселенная, как если бы на самом деле общность цели была каждую секунду.
Итак,мы до отказа заполнили все свободные моменты дня - больше нет возделанной почвы - мы внесли сущность в промежуток иежду двумя действиями, и теперь даже сами наши действия не являются полностью подвластными этому иеханизму: мы можем говорить, звонить, писать, но позади, на заднем плане, есть что-то, что продолжает существовать, что вибрирует; вибрирует очень осторожно, как дыхание далекого моря, как журчание речушки вдалеке, и если мы остановимся посреди нашего жеста, если сделаем хоть шаг назад, - в мгновение ока окажемся в этой маленькой речушке, совершенно освежающей, в этой атмофере широты и простора, и мы скользим там как в состоянии покоя Правды, потому что только одна Правда находится в состоянии покоя, поскольку она есть. Все остальное движется, проходит меняется. Но странно, что этот вид перестановки или смещения от центра бытия не лишает нас жизненной хватки, не ввергает нас в нечто вроде сна, о котором пытаются сказать, что он пустой.
