В дома к семьям предыдущих жертв «человека прямоходящего» они заходить не стали. В их распоряжении имелись протоколы всех допросов, и казалось крайне маловероятным, что удастся выяснить что-то новое. Нина знала, что Зандт помнит все протоколы наизусть и может рассказать родственникам погибших то, о чем те сами уже успели забыть. Так что разговаривать с ними особого смысла не имело, разговор мог лишь запутать дело. Она также в душе полагала, что если Зандт сумеет навести их на след убийцы, то сделает это, опираясь в куда большей степени на собственную интуицию, чем на знания.
У Нины имелась и еще одна причина не подпускать Зандта близко к общению с родственниками жертв. Ей не хотелось, чтобы кто-то из них забеспокоился и позвонил в полицию или ФБР узнать, как идет расследование. Никто не знал, что она снова подключила Джона Зандта, и если бы об этом стало известно – случился бы громкий скандал. На этот раз дисциплинарным взысканием дело бы не ограничилось, это стало бы концом ее карьеры. Однако она все же пошла на риск, позволив ему поговорить с Беккерами. Родители девочки после ее исчезновения видели стольких полицейских и людей из ФБР, что вряд ли запомнили бы кого-то одного конкретного или рассказали о нем кому-то еще. По крайней мере, она на это надеялась. Также она надеялась, что то, о чем сейчас разговаривали мужчины, может навести Зандта хоть на какую-то мысль.
И что если это так, то он об этом расскажет.
– Могу повторить еще раз, если хотите.
Майкл Беккер уже дважды подробно описал все, что пытался предпринимать, быстро и коротко отвечая на вопросы. Зандт знал, что ничего такого, что могло бы ему помочь, все равно не услышит. Он также понял, что в течение недель, предшествовавших исчезновению девочки, Беккер настолько был поглощен своей работой, что не замечал практически ничего из происходившего вокруг. Зандт покачал головой.
Беккер неожиданно уставился в пол и опустил голову на руки.
– Вы больше ничего не хотите спросить? Должно быть что-то еще. Обязательно должно.
– К сожалению, волшебного вопроса не существует. А даже если и так, то я не знаю, каков он мог бы быть.
Беккер поднял взгляд. Другие полицейские ему такого не говорили.
– Думаете, она все еще жива?
– Да, – ответил Зандт.
Беккера удивила уверенность, прозвучавшая в словах полицейского.
– Все остальные ведут себя так, будто она мертва, – сказал он. – Они этого не говорят, но подразумевают.
– Они ошибаются. Пока.
