— Семь двадцать две.
Собственный голос звучал не лучше. Изо рта вырывался густой пар. Ольга закашлялась. За окном была прежняя чернота с воющим ветром.
— Связь есть?
— Нет.
— Фигово.
Он повел могучими плечами, и плед, дающий иллюзию тепла, сполз вниз. Алексей подхватил его и снова натянул до подбородка.
— Замерзла?
— Конечно, — коротко ответила Ольга синими губами. — Посмотри свой телефон, может, у тебя есть хоть одно деление.
Алексей повозился и, осторожно вытянув из под пледа мобильный, бросил на него короткий взгляд.
— Есть? — с надеждой спросила Ольга.
— Нет. Мертвая зона. Тут низина, сигнал не доходит… Господи, как жрать охота… У тебя ничего нет?
— Вроде жареной курицы? — осведомилась Ольга, и в ее тоне послышался намек на улыбку.
— Ну, мало ли… Ты же запасливая, может, какой бутерброд завалялся… Погоди, ты на кладбище конфеты везла. Все там оставила?
— Наверное. Подай сумку.
Перегнувшись через сидение и слегка навалившись на нее, Алексей подцепил оставленную на переднем сидении сумку и, не дожидаясь, пока Ольга вытащит руки из-под пледа, торопливо расстегнул молнию.
— Эй! — возмутилась она. — Это вообще-то моя вещь!
— В критических ситуациях нет понятий «моё» и «чужое». У нас критическая ситуация? Значит, сумка не твоя, а… всехняя. Есть возражения?
— Да.
— Вот и прекрасно. Изложишь их в письменном виде и отправишь моему секретарю.
Он все дергал и дергал замок, но молния, в которую попала подкладка, не поддавалась. Рыча от злости, Алексей дернул замок так, что тот сломался. Он замер и осторожно выдохнул, ожидая выволочки.
— Ничего, ничего, — подбодрила Ольга. — Не стесняйся.
Искать что-нибудь съедобное в темноте салона было почти невозможно. Алексей подсвечивал себе мобильным, бурча под нос что-то нечленораздельное. Прикрыв глаза, Ольга откинулась на спинку, трясясь от холода.
— Мать, да у тебя тут «Сникерс»! — обрадовался Алексей. — Все ж таки ты молодец! «Сникерс» — это хорошо.
— Да, да, — уныло согласилась Ольга. — Поцелуй меня в пачку. Что делать будем?
— Ну, поедим, а через час рассветет, и я пойду в деревню, — глубокомысленно ответил Алексей, содрал обертку с шоколадки и разломил ее непослушными руками. Большую часть, после недолгих колебаний, он протянул Ольге и, затолкав в рот свою долю, уставился в окно.
За стеклом не наблюдалось ничего интересного, кроме той же серой тьмы, в которой невозможно было найти линию горизонта. Все казалось совершенно одинаковым, словно внутри выложенной ватой коробки, и только ветер бил в бок автомобиля колючими злыми укусами. Сколько бы Алексей ни вертел головой, нигде не виднелось ни одного огонька, на который можно было ориентироваться. Где дорога, куда идти? И надо ли? Может, лучше остаться тут, свернуться калачиком на сиденье, надеясь на спасение?
