— Лешик, как ты вообще можешь это хотеть? — ужасалась она, когда разговор заходил о котлетах, а потом, подкатившись ему под бочок, вкрадчиво добавляла: — Хочешь, я роллы закажу? Или, может, сходим в ресторан? Мне Машка говорила, на Ермака открылся шикарный кабак. Даже лебеди плавают. Давай сходим, Леш? Поужинаем, а потом дома будет все, как ты любишь…
Последние слова она говорила с придыханием, блудливо играя глазами, и даже пальчиком шевелила по голому животу любовника, представляя, как его это заводит. Странно, но на сей раз почему-то ничего не сработало.
— Иди ты в пень, — невежливо ответил Алексей, не реагируя ни на тон, ни на точечный массаж. — Я сегодня весь день на стройке проторчал не для того, чтобы срываться и куда-то ехать. Ты можешь понять, что я устал, я хочу жрать, а потом я буду спать, потому что завтра мне вставать в пять утра и тащиться в аэропорт.
— Но, Леш, я же рассчитывала, что мы куда-то поедем, — обиженно всхлипывала Лика. — Мы и так нигде не бываем. Ты не понимаешь, как мне тоскливо сидеть и ждать, пока на твоей долбаной стройке закончатся все дела?
На самом деле Лика нисколько не страдала от его отсутствия, таскалась по магазинам, ходила в кино или кафе, сплетничала с подругами, но таковы были правила игры. Примитивный мужлан должен знать: она тоскует — и, естественно, компенсировать ей… неудобства.
— Я на этой долбаной стройке работаю, чтоб ты знала, — ехидно ответил Алексей. — Чтобы ты могла время от времени покупать себе всякую хрень. А если тебе скучно, иди работать.
— Работать?
Лика в ужасе захлопала ресницами. Нет, нет, только не работа! Ее глаза заволокло слезами, и она начала тихонечко подвывать, а потом и вовсе с ревом упала лицом в подушку, надеясь, что это жестокое чудовище не выдержит и начнет утешать свою милую. Алексей покряхтел пару минут, зло пробурчал себе под нос что-то нечленораздельное и ушел на кухню.
— Мне дадут в этом доме пожрать или нет? — заорал он.
— Я тебе не служанка. Хочешь есть — сам и готовь, — приподняв голову, гордо сказала сквозь всхлипы Лика.
Алексей матерно выругался. Скоро на кухне загремела сковородка, а потом до ноздрей Лики донесся запах яичницы.
— И посуду за собой сам мой! — крикнула она, чтобы продемонстрировать, как сердита. На кухне снова что-то грохнуло.
«Ничего, дорогой, — злорадно подумала Лика, — ты ко мне сегодня еще подкатишь, попросишь сделать тебе приятно. И мы посмотрим, во что тебе это выльется»…
