Плотик наполовину скрывал невероятно знакомый силуэт. Алексей вдруг почувствовал, как у него свело желудок. Оттолкнувшись от кафеля, он отчаянно замолотил руками, забывая закрывать рот, искаженный в судороге, хлебая мерзкую тепловатую воду. Подплыв к бортику, он яростно оттолкнул рукой плотик, еще надеясь, что ошибается, но уже спустя мгновение Алексей дико закричал, вытаскивая из воды своего мертвого сына.
Мысли об убийстве не оставляли его очень долго. Ярость, боль и отчаяние клокотали в душе, словно вулкан, и если что-то Алексея и останавливало, то это сознание, что он виновен не меньше. Он думал об убийстве, когда комья земли сыпались на крохотный гробик, когда врач сообщил, что у Ольги случился выкидыш, и только один раз в этом мареве кошмарных дней ему хотелось не убить, а умереть.
Алексею не хватило духу сообщить жене, что в тот момент, когда Ванька захлебывался в бассейне, он трахал молоденькую бухгалтершу. Ольга об этом и не узнала, но ей хватило вестей, что сын погиб в тот момент, когда его отец развлекался на корпоративе, и это знание породило бурю.
— Выкидыш? — рассмеялась она ему в лицо перекошенным от ярости ртом. — Тарасов, да ты лох! Никакого выкидыша не было. Я сделала аборт.
Если бы Алексей не знал, что у Ольги нет привычки так шутить, он бы подумал, что это какой-то нелепый, жестокий розыгрыш. Но в тот момент он, уронив ненужные апельсины, которые приволок в дырявом пакете из супермаркета, едва не рухнул на пол, а жена, продолжая добивать, с садистской радостью продолжала вываливать на него дикие подробности, захлебываясь в истерике.
Когда она крикнула, что убила их нерожденного ребенка в отместку, он не выдержал и ударил ее по лицу, а потом убежал, пиная апельсины ногами.
Алексею было так же плохо, как и Ольге, бьющейся в истерике там, за дверьми больничной палаты. Ее, как могли, поддерживали друзья, родные. Алексея не поддерживал никто, хотя он точно так же нуждался в понимании и сочувствии. Оставшись в одиночестве в пустом доме, он пил и думал о единственном, что еще грело его душу.
Об убийстве.
Тогда, в самый страшный день его жизни, он стащил с дивана храпящую няньку, схватив за горло. Вытаращив глаза, Лариса Константиновна замахала руками и стала беззвучно разевать рот в отчаянной попытке вдохнуть воздух. Ее ногти впивались в его лицо, в кисти рук, но Алексей, ослепленный яростью, продолжал душить женщину, встряхивая, как тряпичную куклу. Он колотил няньку затылком об пол, пока та не захрипела, закатив глаза, а потом, отшвырнув прочь, снова бросился к Ваньке, рыдая и размазывая по лицу кровь и слезы.
