Солнце было уже высоко. Оно нещадно палило и, казалось, сжигало всё, что попадало под власть его лучей. Кирилл открыл глаза. Он долго не мог понять, что случилось, и где он сейчас находился. Всё произошло так неожиданно и быстро…
Чудов попытался подняться, но боль в теле сковывала все его движения. Кое-как он всё-таки сел, тяжело дыша и держась за правый бок. Сил не хватало даже на то, чтобы осмотреться вокруг. И вдруг в знойной тишине Кирилл услышал слабый звук, больше похожий на приглушённый кашель. Он посмотрел по сторонам, пытаясь определить, откуда он исходил.
Метрах в десяти от себя около ручья Кирилл увидел солдата, который выполнял с ним это задание, но, кто это был, ефрейтор никак пока не мог разобрать. Чудов еле-еле встал и, едва передвигая ноги, медленно направился к нему. Спотыкаясь на каждом шагу, он подошёл ближе.
Боец лежал лицом вниз, поэтому Чудов не сразу узнал его. Он опустился на колени и попытался перевернуть раненого на спину. Раздался слабый стон.
— Саня, это ты! — воскликнул Кирилл, и тут же его взгляд упал на кровавое пятно на правом боку под ребром.
— Киря, — попытался улыбнуться Шторм, но его лицо исказилось гримасой боли. — А… а где остальные?
— Они улетели, как ты и приказывал. Я видел, как вертолёт поднимался в воздух. Ну, ничего! Мы сейчас тоже пойдём — той дорогой, которой пришли.
Шторм попытался вздохнуть:
— Меня тут немножко зацепило, — с этими словами Александр положил руку на свою рану, — так что я, наверное, никуда…
— Сань, — перебил Кирилл друга, — Сань, ты только держись, ладно? Твоя рана…
Ефрейтор попытался посмотреть, но стон друга помешал ему это сделать.
— Извини, извини! Сань, ты лежи, ладно? Не шевелись!
Глаза солдата бегали по близ лежащей местности. Он был в растерянности и не знал, как помочь Александру, чтобы облегчить его боль.
— Чёрт! — выругался Чудов. — Что же делать?
— Кирь, слушай. Я сознание теряю, — начал Шторм. — Ты… ты самое главное сам успокойся, слышишь меня? Слышишь?
Ефрейтор покачал головой.
— Молодец! А теперь… теперь послушай. Здесь… должна быть деревня. Ты… ты должен… — рука Александра безжизненно упала на землю.
Кирилл смотрел на своего друга, его глаза заблестели, и в первый раз за всё время службы там показались слёзы. Но то были слёзы не страха, не отчаяния и не унижения, то были слёзы солдата: солдата, готового отдать жизнь за своего товарища, который сейчас лежал на камнях, истекая кровью, и мог умереть в любой момент; слёзы друга, винившего себя за то, что не он попал под тот осколок несколько часов назад. А ведь он предназначался именно ему.
