И кивнула на планшет.
Девушка медленно подняла голову и уставилась на Ронгу не моргая. Улыбнулась — сначала чуть неуверенно, покраснев, будто лучи заката плеснули на белый снег, потом посмелее. А потом — еще смелее. Улыбка ширилась, как прореха в старой ткани, и влажно блестели под алыми губами мелкие белые зубки.
Ронга помимо воли взглянула на вывеску. И Дин Хо. Одного рода с легендарным Словом. Говорят, Хин Су Чжоу без капли крови все племена подчинил. Врут наверняка. Но попробовать стоит.
— Уйдешь сама, — сказала Ронга, — цветов принесу на могилу. Вина принесу. Чего хочешь. А нет — сожгу и пепел развею.
— Так и сожжешь? — закривлялась девица, так и эдак изгибая необычайно гибкую шею, подпрыгивая то на левой ноге, то на правой.
— Так и сожгу, — спокойно повторила Ронга. Девица захихикала громко, визгливо, уронила на землю планшет. Экран был темный — как Ронга и думала, призрак впустую водил пальцем по экрану. Он протянул к Ронге обе руки. Та приготовилась, затаила дыхание…
— А не сожжет, так я тебя сам найду, паскуда!..
Над головой Ронги стремительно пролетел грубо сколоченный табурет и врезался точнехонько в лоб девушки. Хихиканье быстро перешло в визг. Сжав кулаки, вытянув тонкую шею, полуприсев и так застыв, будто приклеенная, девушка завизжала на одной ноте, разбивая утреннее оцепенение городка.
— Ну! — прервала ее Ронга, несильно хлопнув по щеке. — Пошла!
И подставила руки под рухнувшее тело.
Вздохнув, Ронга отволокла девушку к магазину и уложила на лавке. Вернулась за планшетом и табуреткой. На ножке были вырезаны слова. Два слова, если точнее, столь грязные, что Ронге даже в мыслях сложно было их произнести. Примечательные разве что тем, что написаны были почерком коу-шу. Иначе говоря, письмом духов.
Дедушка Фэнг умел появляться эффектно.
Повыскакивавшим из постелей соседям Ронга объяснила, что это птица кричала. Чайка. Далеко? Так потому и кричала, что в такую даль залетела. А у девушки — солнечный удар. Случается.
Спустившись, дедушка Фэнг даже взглядом не удостоил туристку. Молча потянулся к жердине под козырьком, где покачивались на длинных алых шнурах деревянные дощечки. Тонкие морщинистые руки с блестящей, будто маслом смазанной, темной от загара кожей ловко подтянули чуть ослабленный узелок, пальцы паучьими лапками пробежали по деревянным кромкам, и дедушка довольно кивнул. Все в порядке, не отвалится.
Как человек суеверный — а трудно быть иным, если у тебя духи под окнами вопят, — дедушка Фэнг давным-давно вырезал обереги с именем своим и внучкиным и каждое утро проверял, не пора ли обновить дощечки. Свое имя он написал письмом старой школы, так как открыто презирал все реформы — просто потому что они реформы; имя внучки — третьим алфавитом династии Сан, так как Ронга, по мнению деда, принадлежала и прошлому, и будущему, а потому современная, но не так давно отмененная как «полная предрассудков» система письма подходила ей как нельзя лучше.
