Духов день | страница 28



— «Человека»! — кричал дедушка Фэнг. — Вырастил волка на свою голову! «Человека»! Я кого растил? Я кого воспитал?! Змею, осу, пиранью?!

Странно, но Ронге совсем не хотелось обижаться на дедушкину злость. Если б она в чем-то сомневалась, то обиделась бы — не из-за криков, а из-за собственной глупости. Ишь что удумала, дура!..

— Ишь что удумала, дура! — Дедушка Фэнг стоял в дверях И Дин Хо, в бессилии сжимая кулаки.

Ронга молчала в ответ, с противоположной стороны улицы, достаточно широкой, чтобы очередная ваза, если что, до Ронги не долетела. Так они стояли минуты три, дедушка сначала осыпал ее отборной бранью, потом замолчал, тяжело дыша и глядя на внучку с отчаяньем. Сгорбился и помотал головой.

— Ой, дура-а-а… — протянул он жалобно.

Вдалеке послышалось поскрипывание и стук палки. Ронга осторожно приблизилась к дедушке, намереваясь отвести того в дом и уже там, тихонько, продолжить объяснения. Дедушка едва слышно повторял — «дура».

У тетушки Ондзин был прекрасный слух. И Ронгу она всегда баловала.

— Ты, старый, — вместе со скрипом и стуком послышался высокий, визгливый слегка голос, — сам дуру воспитал, если помнишь. Так ты у нас, выходит, кто?

Тетушка Ондзин приблизилась, запыхавшись.

— Дурень, — покорно мотнул головой дедушка Фэнг.

Услышав, как он согласился с соседкой, Ронга и впрямь испугалась за его состояние. Тетушка Ондзин тоже нахмурилась. В руках она почему-то держала разделочную доску, мокрую и пахнущую луком.

— Дурень, — повторил дедушка Фэнг и поднял голову. — Только тебе, каракатица, нечего тут стоять и рот разевать. Без тебя тошно!

Резко кивнув Ронге — пошли, мол, — дедушка Фэнг стремительно вернулся в магазинчик. Тетушка Ондзин проследовала за ним, степенно подобрав полу домашнего халата, которую вовсе не нужно было подбирать, чтобы спокойно ходить и даже бегать. Осколки вазы и рассыпанные по полу кумкваты она окинула обеспокоенным взглядом.

Ронга подождала немного, переводя дыхание. Когда прошла внутрь и прикрыла дверь, дедушка уже показывал тетушке Ондзин свой иероглиф.

— Ну, видишь? Видишь, чего девка удумала?

Тетушка Ондзин была растрепанная и неприбранная, в домашнем халате — байковом, зеленом, в розовые розы — и скрипучих резиновых тапках, с землею под ступнями. Видавшей виды тростью она почесала спину и повернула к Ронге свою толстую бульдожью голову в облаке седых волос. Дедушка Фэнг, благодаря сухой фигуре, старомодно собранным на затылке волосам и аккуратности в одежде, еще мог сойти за какого-нибудь мудрого мага, духовидца и прочая, какими их обычно представляют. Тетушка Ондзин же выглядела как средоточие всех пожилых соседок мира — одиноких, сварливых и немного безумных, способных только смотреть телевизор, кормить кошек и ругать молодежь.