— Вот так-так, вот это и хорошо…
Пока Ронга за перегородкой ставила чайник, дедушка Фэнг появился в магазинчике и уже запустил руку в вазу. Немедленно закинув один кумкват в рот и набрав полные ладони остальных, дедушка бодро прошаркал к кухне тапками с отклеивающейся подошвой.
— Так не выкинул? — вздохнула Ронга, кивнув на тапки. — Ну-ка вылезай, хватит старье беречь.
Уже и без того удивленный полной вазой любимых фруктов на прилавке, дедушка Фэнг послушно сменил старые тапки на новые — жестковатые, льняные, на толстой подошве, словом, именно такие, какие дедушке больше всего нравились.
Задумчиво прожевав кумкват, дедушка Фэнг спросил:
— И что же тебе нужно?
Ронга непонимающе оглянулась от пароварки, где уже доходили кругленькие, пухленькие белые булочки. В сознании стремительно пронеслась одна только мысль: «Переборщила!». Надо было остановиться на кумкватах.
— Что натворила, а? — дедушка Фэнг присел за крохотный стол, половину которого занимала плетеная корзинка, полная бумажных пакетиков с травами. — Я б поругался, да вырастил слишком умную внучку — вся ругань стынет в полном рту.
Говоря так, дедушка не переставал жевать, и высыпанных на столешницу кумкватов было уже гораздо меньше, чем минуту назад в ладонях. Посмотрев на фрукты, Ронга принесла из магазина вазу и поставила вместо чайной корзинки.
— В шкафу еще есть, — сказала она сначала.
А потом уже собралась с духом и призналась:
— Оружие мне бы.
Челюсти дедушки Фэнга задвигались медленно-медленно. Взгляд на внучку он не поднимал. Ронга заметила, что двумя пальцами он сжал попавшийся под руку кумкват, и ноготь на указательном пальце, длинный, толстый и острый, прошил маленький фрукт насквозь, выступив над пальцем большим. Пугающий был ноготь. И дедушка такой же.
Вспышками приходили воспоминания, пока Ронга ждала его реакции.
Вот он, с все теми же кумкватами на сложенных локтях, прижатых к груди, мелкими шагами — не уронить бы! — шаркая тапочками, бежит к И Дин Хо по пустому тротуару. В жарком летнем мареве и солнечных лучах он поразительно бодр и ужасно счастлив, радостное хихиканье и мальчишеская улыбка не вяжется с глубокими морщинами и полуседыми волосами. Украл у Ондзин из корзины, отвернулась старая — а он хвать, сколько в руки влезло, и припустил домой. «Ронги! — хохочет он на бегу. — Ронги-и-и! Спасай, родненькая! Заберет меня старая ведьма!». Тетушка кричит что-то ему вслед, а он смеется еще громче и еще радостнее и высыпает добычу на лавку перед Ронгой. Рубаха у него в соке от смятых кумкватов, в ноздри бьет свежий и сладкий запах…
