Зоя | страница 6



глянула косым коротким взглядом,
волосы поправила рукой,
озарённая какой-то тайной.
Так когда ж ты сделалась такой —
новой, дорогой, необычайной?
Нет, совсем особенной, не той,
что парнишку мучила ночами.
Не жемчужною киномечтой,
не красоткой с жгучими очами.
— Что ж таится в ней?
                              — Не знаю я.
— Что, она красивая?
                              — Не знаю.
Но, — какая есть, она — моя,
золотая,
           ясная,
                   сквозная. —
И увидит он свою судьбу
в девичьей летающей походке,
в прядке, распушившейся на лбу,
в ямочке на круглом подбородке.
(Счастье, помноженное на страданье,
в целом своём и дадут, наконец,
это пронзительное, как рыданье,
тайное соединение сердец.
Как началось оно?
                          Песнею русской?
Длинной беседой в полуночный час?
Или таинственной улочкой узкой,
никому не ведомой, кроме нас?
Хочешь —
            давай посмеёмся, поплачем!
Хочешь —
            давай пошумим,
                                    помолчим!
Мы — заговорщики.
                            Сердцем горячим
я прикоснулась к тебе в ночи.)
Вот они — дела!
                       А как же ты?
Сердца своего не понимая,
ты жила.
            Кругом цвели цветы,
наливались нивы силой мая.
Травы просыпались ото сна,
всё шумнее делалась погода,
и стояла поздняя весна
твоего осьмнадцатого года.
За пронзённой солнцем пеленой
та весна дымилась пред тобою
странною, неназванной, иной,
тайной и заманчивой судьбою.
Что-то будет!
                   Скоро ли?
                                А вдруг!
Тополя цветут по Подмосковью,
и природа светится вокруг
странным светом,
                    может быть, любовью.
* * *
Ну вот.
         Такой я вижу Зою
в то воскресенье, в полдне там,
когда военною грозою
пахнуло в воздухе сухом.
Теперь, среди военных буден,
в часок случайной тишины,
охотно вспоминают люди
свой самый первый день войны.
До мелочей припоминая
свой мир,
             свой дом,
                           свою Москву,
усмешкой горькой прикрывая
свою обиду и тоску.
Ну что ж, друзья!
                         Недолюбили,
недоработали,
                     не так,
как нынче хочется, дожили
до первых вражеских атак.
Но разве мы могли б иначе
на свете жить?
                     Вины ничьей
не вижу в том, что мы поплачем,
бывало, из-за мелочей.
Мы всё-таки всерьёз дружили,
любили, верили всерьёз.
О чём жалеть?
                    Мы славно жили,
как получилось, как пришлось.
Но сразу
            вихрь,
                    толчок,