Она не имела понятия, как ей теперь быть. Кусая губы, она проследила глазами за Медликоутом, идущим от сторожки у ворот и явно разыскивающим их.
– Думаю, поняла. Вы один из них?
Лорд тоже заметил приближение секретаря и быстро проговорил:
– Может быть. Я страшно рискую, говоря с вами. Но полагаю, вы не настолько дочь своего отца.
Темная фигура секретаря пересекла разводной мост и устремилась к ним. Эвиан непринужденно помахал Медликоуту рукой и добавил:
– Подумайте об этом. Не так уж много найдется тех, кто станет оплакивать графа Стинского. – Эвиан поднялся. – Не меня ли вы ищете, сударь?
Лукас Медликоут был долговяз и немногословен. Поклонившись, он сказал:
– Да, милорд. Смотритель шлет наилучшие пожелания и велел передать вам эти депеши, прибывшие из Дворца.
Он протянул кожаный футляр. Изящно приняв его, Эвиан улыбнулся:
– Тогда мне непременно нужно удалиться, чтобы прочесть их. Прошу меня простить, дорогая.
Клодия присела в неловком реверансе, проводила взглядом коротышку и высокого сурового слугу, затеявших ни к чему не обязывающую беседу о видах на урожай. Не веря только что услышанному, она задумчиво крошила хлеб.
«Не так уж много найдется тех, кто станет оплакивать графа Стинского».
Он говорил об убийстве? Действительно ли он к этому стремится, или пытается заманить ее в ловушку, придуманную королевой, чтобы выяснить, насколько преданна невеста принца? Как поступить – донести или хранить молчание? И то и другое может оказаться ошибкой.
Она кинула хлеб в темную воду, наблюдая, как крупные кряквы с зелеными шеями отгоняют от добычи уток поменьше. Блуждая в лабиринте заговоров и притворства, она знала, что единственный, кому можно довериться, это Джаред.
Пальцы заледенели, несмотря на жару. Потому что учителя пожирала медленная смерть. Вернулся Эвиан – лицо непроницаемо, пухлые пальчики сжимают письмо.
– Клодия, дорогая, хорошие новости от вашего жениха. Каспар путешествует неподалеку отсюда. Прибудет завтра.
Сообщение встряхнуло ее. Она твердо улыбнулась и бросила в воду остатки хлеба.
Через мгновение они исчезли в птичьих глотках.
Кейро набил мешок награбленным – лучшей одеждой, драгоценностями, золотом, прихватил и ружье. Поклажа, наверное, получилась тяжелой, но Финн знал, что Кейро не станет жаловаться – ему легче тащить все на себе, чем сожалеть о брошенном добре. Для себя Финн взял одну перемену одежды, немного еды, меч и Ключ. Это все, что ему нужно. Увидев в сундуке свою часть добычи, он ощутил прилив ненависти к самому себе – снова перед его мысленным взором встали полные гнева и презрения глаза Маэстры. Тогда он с грохотом захлопнул крышку.
