— Нет, нет, не посылайте меня к этим огненным танцорам, — взмолился Хенвиг. — Они сожгли Виклафа, сожгли, я сам видел. Он никому ничего плохого не сделал. Они подожгли подъемник, когда он был там, и кричали: «Вот как будет, вот как»! — Хенвиг вздрогнул и замолчал. Воспоминания оживили пережитый кошмар. — Я никому ни слова не скажу, молодые господа, только не прогоняйте меня! — В искренности его слов не приходилось сомневаться.
Саймон посмотрел на Мириамель, потом на Хенвига, потом снова на принцессу. Его ловко обвели вокруг пальца.
— Ну прекрасно, — зарычал он. — Но я буду сторожить первым, старик, и если ты сделаешь хоть что-нибудь подозрительное — окажешься на морозе так быстро, что голова закружится волчком.
Он бросил на Мириамель последний взгляд — смесь раздражения и любви — и снова устроился у двери сарая.
Саймон проснулся ранним утром и обнаружил, что старик и Мириамель уже встали и мирно беседуют. Хенвиг при дневном свете выглядел еще хуже, чем ночью. Его морщинистое лицо было таким грязным, а одежда такой оборванной, что даже крайняя нищета не могла служить этому оправданием.
— Ты должен пойти с нами, — говорила тем временем Мириамель, — и будешь в безопасности. Мы могли бы идти вместе хотя бы до тех пор, пока не уйдем на достаточное расстояние от огненных танцоров.
Старик с сомнением покачал головой:
— Эти бесноватые теперь всюду шастают.
Саймон сел. Во рту у него было сухо, голова болела, как будто из всей компании именно он вчера основательно приложился к спиртному.
— Что ты такое говоришь? Ты не можешь взять его с собой!
— Очень даже могу, — ответила Мириамель. — Ты взялся сопровождать меня, Саймон, а не указывать, куда мне идти и кого брать с собой.
Некоторое время Саймон молча смотрел на нее, пытаясь найти какой-нибудь убийственный аргумент, хотя понимал, что у него нет никаких шансов выиграть в этом споре. Он все еще обдумывал свои доводы, когда Хенвиг заговорил и спас его тем самым от этих бесполезных размышлений.
— Вы в Наббан идете? — спросил старик. — Не бывал там.
— Мы идем в Фальшир, — сказала Мириамель, — а потом в Хасу Вейл.
Саймон уже собирался одернуть ее: вовсе незачем было сообщать первому встречному-поперечному свои планы — и куда только девалась хваленая осторожность, о которой ему недавно прочитали целую лекцию, — когда старик издал какой-то странный судорожный звук. Саймон повернулся к нему, заранее рассерженный предположением, что старика-пьяницу сейчас стошнит, но был поражен выражением крайнего ужаса на покрытом пятнами лице Хенвига.
