В Зарницах | страница 34
Дело было вечером. Кува уже спала. Стоит на одной ножке и головку под крыло спрятала.
Взял я Кукý — так мы назвали вторую курочку — и посадил рядом с Кувой.
— Садись, — говорю, — рядом. Может, почувствуешь, что не одна, и легче станет.
Кува испугалась, отскочила в сторону и всё смотрит, смотрит на Куку, вытягивая шейку.
Вот что-то Кува спросила на своём языке. А Куку сидит, опустив голову, с закрытыми глазами, не отвечает. Тогда Кува приблизилась к Куку и всё расспрашивает, расспрашивает… и начала ухаживать за Куку: очистила все пёрышки от крови на голове, на крылышке. Прыгает на одной ноге вокруг Куку и всё говорит, говорит… А Куку лишь редко и жалобно отвечает.
Выключили мы свет, и умолкли наши питомцы.
А утром, чуть стало светать, на «скале» снова слышен бойкий говор Кувы и хотя редкие, но более ясные ответы Куку.
Куку сидит уже с поднятой головкой, и один глаз открылся.
— Выживет, — говорит жена.
— Выживет, — отвечаю я.
Открыл я форточку, хотел, чтобы Кува слетала на прогулку, — не идёт, всё хлопочет около Куку. Подали мы завтрак: зёрен и воды в блюдечке. Кува угощает Куку, но той ещё, видно, не до еды: не ест.
Кува мокрым клювом коснулась клюва Куку, и капелька воды попала ей на клюв.
Куку почувствовала капельку и жадно защёлкала клювом. А потом одним глазом уставилась на блюдце с водой, которое ей, наверное, показалось маленьким озером, и начала пить и долго-долго пила. А на третий день зёрна клевать стала и открылся второй глаз.
А через две недели и Кува и Куку вместе на прогулку через форточку стали летать.
А по утрам в моей квартире, как в горах, всю зорю — на весь дом: «Кува-куку, кува-куку, кува-куку!..»
Вот, думаю, дожил: в доме, а как на охоте.
А тут подошёл март месяц. Дружная весна как-то сразу прошла по всей Средней Азии. Шумят бурные горные реки. Задымились голубые горы. Гудит воздух от крика прилётных птиц. Беспокойнее стали мои пернатые и дольше задерживаются на прогулке. Куку всё скребёт на печке кирпичи и крутится на одном месте. «Не иначе, — думаю, — гнездо собирается вить».
А в одно утро что-то особенно бойко и долго они разговаривали и… не вернулись с прогулки.
ВАСЬКА
Часов в одиннадцать утра, когда солнце стояло почти в зените и настойчиво лило потоки горячих лучей в самые затаённые уголки ущелий, а раскалённый воздух невидимыми волнами обжигал наши лица, мы спускались по крутым скатам одного из отрогов Тянь-Шаня к Ключу жизни.
На небе ни одного облачка. Оно, как огромный голубой парашют, своими краями уцепилось за хребет Тянь-Шаня и вот-вот переполнится горячим дыханием гор, оторвётся и полетит.