— Ты нервничаешь, потому что что-то скрываешь? — спрашивает он.
Я качаю головой.
— Нет, сэр. Просто… я давно собирался зайти к Вам домой и поговорить, вот и все. Извиниться.
Дэймон сжимает челюсти.
— Не стоит. Это плохая идея, малыш.
Давненько меня не называли малышом.
— Да, — соглашаюсь я, уткнувшись глазами в пол.
— Не возражаешь, если мы тут осмотримся? — спрашивает Дэймон, снова окидывая взглядом мастерскую. — В смысле, мы, конечно, можем получить ордер, но это куча канцелярской работы, а я ненавижу канцелярскую работу. Из-за заботы о жене у меня не остается времени на канцелярскую работу, понимаешь, о чем я?
Я кладу на стол гаечный ключ и, взяв тряпку, вытираю вымазанные в масле руки.
— Конечно, — говорю я. В груди нарастает чувство нервозности. — Смотрите все, что хотите. Здесь нечего скрывать.
Я думаю о том, как в последний раз видел Дженнифер. Черт, это было так недавно, что они, наверное, еще найдут следы ее ДНК на той рубашке, что была на мне, когда Дженнифер съехала с дороги и спросила меня, считаю ли я ее красивой. Твою ж мать. Я мог бы избавить себя от кучи дерьма, просто сказав ей, чтобы она завела свою чертову машину и уезжала.
— А мы можем что-нибудь найти? — спрашивает Дэймон, жестом показав Крису, чтобы тоже шевелился.
Я иду следом за ними, не сводя глаз с ящика с инструментами и мысленно молясь, чтобы Дэймон не заметил фотографию.
— Много масла и сломанных деталей, — отвечаю я, посматривая на улицу.
— А как насчет заднего двора? — проследив за моим взглядом, спрашивает Дэймон.
Я пожимаю плечами.
— Груду проржавевших машин.
Где-то там и мой старый «Мустанг». Дерьмо. Его отбуксировали сюда сразу же после аварии, и он так и пролежал на одном месте. Я знаю это только потому, что, по словам Пайка, старый Лоуренс почти десять лет разбирал его на запчасти.
Дэймон устремляется к задней двери, сдвигает ее в сторону и выходит наружу. Сегодня уже не метёт, но проникающий сюда холодный воздух, просто ледяной. Я подумываю о том, чтобы сходить за курткой, но не хочу оставлять полицейских в гараже одних. Раньше бы у меня таких сомнений не возникло, но сейчас я не доверяю никому.
Я отказываюсь от куртки, выхожу на улицу в своей спецовке, радуясь, что она хотя бы с длинными рукавами. Когда наступит лето, здесь будет настоящая жопа, и мне придется обнажить свою обожжённую в аварии руку и выставить на всеобщее обозрение шрамы. Меня пробирает холод. Холод и моё реальное положение.
