– Слышь, бабуля! – громко позвал он. – Стесняюсь спросить, короче, а чего это у тебя за тряпки на руках?
И тут только я заметил, что ладони бабки были чем-то неопрятно обмотаны – то ли побуревшими от времени бинтами, то ли действительно тряпками.
– А?! – бабка полуобернулась и, на прерывая своего занятия, произнесла: – Да пёс его знаить. Болячки, вишь? Врачи сказали – чифилис какой-то…
Минуту спустя мы уже стояли на улице под дождем и обливали руки принесенной водкой.
– Блин, Андрюха, – виновато говорил Гвоздев, – кто ж знал. Зато видишь – водка пригодилась. А кастрюлю – ну фиг с ней… новую купим.
– Ага, – сказал я.
– Чего “ага”? – недовольно сказал Гвоздев. – Джек – наш человек. Из Москвы, типа компьютерщик или ивент-менеджер… короче, я не в теме. Чего-то в Лондоне, короче, мутит… Джека все знают, у него не дом, а проходной двор, так что не очкуй, веди себя понаглее.
И все-таки я различал в его голосе неуверенность. Да и само имя “Джек”, пустой шлепок волны́, выбросившей на берег медузу, хоть и было вполне обычным, но настораживало, словно несло в себе какую-то угрозу.
Джек оказался невысоким худощавым парнем, на вид лет тридцати, с аккуратно выбритым черепом. Круглое лицо, белесое, безбровое, с крошечным, как у синички, носом и маленькими, едва различимыми детскими губками, выдавало человека без свойств, но почему-то сразу же запоминалось. На нем были светло-голубые джинсы с густыми морскими разводами и белая футболка, с которой сердито смотрел Троцкий.
Джек смерил меня равнодушным взглядом, кивнул, жестом показал, как закрыть за собой дверь, и ушел на кухню, откуда доносился звук воды из-под крана.
– Обувь снимать?! – громко спросил я.
– Один хрен! – раздалось в ответ. – Выпить хочешь?
– Можно, – отозвался я, повесил на крючок куртку и принялся за ботинки. Я подумал, что раз в гостях – то нужно, наверное, согласиться, чтобы расположить к себе хозяина. Всякий пьющий человек куда приятнее в общении, нежели непьющий.
Я зашел на кухню: аккуратную, крошечную, со звуком воды, как и всё в Лондоне. Джек стоял возле раковины, где была навалена гора грязной посуды, и ловкими движениями намывал огромную тарелку. Его белые пальчики бегали по ее ободку и проворно шевелились в мыльной пене, как мелкие щупальца.
– Сейчас плыви прямо по коридору, – произнес он, не поворачиваясь, – в комнату направо. Там на подоконнике увидишь все что надо – вискарь, джин, кола. Плесни себе… Дурь только не трогай, ладно? Это нам на вечер.
