— А где же теперь кинжал? — нежно погладила Анюта Еремея по щеке. — Вот бы нам его поскорее посмотреть?
— Так в сундуке, наверное, — яростно зачесал затылок Чернышев. — Петр Андреевич его в сундук убрал. Сундук кованый в канцелярии нашей стоит, под лестницей, что в верхнюю светлицу ведет, вот туда он его и убрал. Поругался немного и прибрал. Мне бы сейчас в канцелярию попасть, а уж из сундука кинжал достать, так это раз плюнуть. Мы всегда этот замок открывали. Меня Сеня Суков научил. Там генерал Ушаков бутыль вина заморского хранил, а мы вот с Сеней пробовали его помаленьку да потом, что осталось, водой разбавляли. Доброе вино у генерала было. В сундук не трудно попасть. Надо ножичек маленький взять и вместо ключа его сунуть, замок в миг и откроется. Проще простого там всё сделано. Проще простого. Мне бы только в канцелярию как попасть.
— Так ты сходи Еремушка.
— Да как же я схожу-то?
— А вот как. Завтра ведь Светлое Воскресенье. Все в городе праздновать будут. И в крепости ворота закрывать не будут. Ты под вечер к канцелярии и проберись. Там, поди, завтра и охраны-то не будет, праздник ведь. Какая в праздник охрана? Ключ-то от канцелярии знаешь, где прячут?
— Знаю, конечно. Я же не последним человеком в канцелярии был. Совсем не последним.
— Так возьми ключик тот Еремеюшка и достань кинжал. Только в нем наше спасение, Еремушка, только в нем.
— Так заметят меня, — всплеснул руками Чернышев. — Сама знаешь, что вход-то канцелярский на видном месте расположен. Там ведь всегда солдаты бродят. Кто по нужде, кто еще куда. Непременно заметят.
— А ты незаметно. Тебе сейчас бабушка Ненила волосы опалит, кафтан старенький со штанами даст, а поутру завтра я тебя в город лесной тропкой проведу. Походишь там, будто работник пришлый, а как стемнеет, так к канцелярии и проберешься. В город тебе завтра надо идти, только в город. Там много будет работного люда гулять. Погуляй вместе с ними. Вот я тебе и денежки припасла. На тебя никто внимания не обратит. Недавно возле Гостиного двора как раз новый кабак и открыли. До вечера просидишь в кабаке, а уж по темному к канцелярии пойдешь. Сходишь любый мой?
Еремей опять захотел поцеловать девушку, но она выскользнула, забежала в землянку и сразу же выскочила оттуда с ковшом кваса.
— Выпей Еремеюшка, выпей, — зашептала она и сунула ковш в руки ката. — Выпей кваску — ядреный он.
Еремей Матвеевич отхлебнул из ковша два добрых глотка и почти сразу же захотел нестерпимо спать. Последнее, что он успел увидеть перед сном — были синие глаза Анюты. Чернышев счастливо улыбнулся этим очам и захрапел на моховой подстилке.
