Да поможет человек | страница 30
— Ответила бы словечко, да волк недалечко…
Иван Филиппович засмеялся, разогнал рукой дым.
— Знать, ты не только бога боишься?
— А чего мне бога бояться? Я перед ним не виноватая, — сказала Ксения, а самой страшно стало: так ли уж она чиста перед богом?
— Ох, несознательная же ты, Ксенька! — назидательно проговорила Зина.
— Ясное дело, ты за десятилетку сдала — ты сознательная? А я несознательная — в бога верю! — воскликнула Ксения, а сама подумала: «Уйти надо, зачем все это?» И рассердилась: — Будто вы, Иван Филиппович, шибко сознательный? Вон табак курите. Зачем курите? Себя травите и дыму напустили — дышать в избе нечем. А наши мужчины, верующие, не курят, водку не пьют, не ругаются: бог не велит.
Иван Филиппович повертел в пальцах сигарету, с наслаждением затянулся — так, что она почти вся сгорела, обожгла ему губы, — и грустно усмехнулся:
— Да, курить вредно, нехорошо. — Он затушил сигарету о спичечную коробку, бросил за окно. — Спасибо, надоумила. С сегодняшнего дня не прикоснусь.
Вытащил из кармана пачку, заглянул в нее и, скомкав, тоже выбросил.
— Не бросите ведь, — сказала Ксения, — лучше не зарекайтесь.
— Почему же? Раз решил — брошу. Главное, повод был нужен, а повод нашелся. Только, Ксения, вера тут, право, ни при чем… Врачи не проповедники, но тоже запрещают.
— Пустой разговор, — хмурясь, сказала Ксения. — Одного я никак не пойму: какая вам всем, Иван Филиппович, забота, что я в бога верую? Никому от того нет беды. Сказки — наша вера? Ну и считайте, раз так утвердились.
Иван Филиппович встал, прошелся по комнате, потирая тыльной стороной ладони небритый подбородок. Затем откинул занавеску, сел на подоконник. Ночная бабочка стремительно упала на его голову, запуталась в волосах. Он освободил ее, выпустил во двор, но она опять влетела в комнату, забилась об электрическую лампочку.
— Вот ты вроде нее, — усмехнулся Иван Филиппович, — она теперь раба этого света: брось на волю, опять влетит. А как вы себя называете? Рабами божьими? Отсюда-то и начинается вся беда… Вы ведь добровольно отдались в рабство богу. В себя углубились, одиночества ищете. Все самое лучшее в себе душите. Радости жизни — для вас козни сатаны. Страдания, горе — ваша радость. Даже труд, по-вашему, проклятие, которое бог послал за грех первого человека… Вот она, беда-то, в чем. Жить надо, понимаешь, самой радоваться да людей радостью обдаривать, а не смерти ждать. — Он помолчал, сказал жестко: — И вот еще что. Мы ведь не в воздухе висим, мы — Зина вон, ты, я — граждане своей страны все. Не жалуюсь: работаешь ты старательно, спасибо. И все же — плохая ты гражданка. Вся в старом! Нам ведь не только руки твои нужны — сердце нужно. Знаю, сейчас, может, не поймешь. Но в конце концов обязательно поумнеешь. Стыдно за многое станет.
