— Все довольны! — ядовито прошипел Канар.
Лантюр, удивленно посмотрев на него, спросил:
— Что с тобой, Канар? Тысяча ветров! Какое славное у тебя вино! Но что с тобой такое? Разве ты не рад?
Канар, сжав губы и прищурив один глаз, чтобы придать больше значения своим словам, процедил сквозь зубы:
— О, дело не во мне!
— А в ком же?
— Будто ты не понимаешь…
Лантюр, устремив взгляд на стакан, в этот миг походил на гадалку, пытающуюся прочесть в кофейной гуще предсказание на будущее.
— Нет, не понимаю, — наконец ответил он.
— Не доверяешь мне? Это нехорошо…
— Не доверять человеку, у которого такое прекрасное вино, что я бы с удовольствием всю жизнь провел в его погребе? Как можно! Нет, в самом деле, у меня, быть может, мысли не совсем ясны, но я правда не понимаю.
— Недовольным должен быть тот, кто лишается наследства. Если у господина Керу будут дети…
— Ах вот оно что! Теперь я догадался! Господин Губерт, племянник…
— Разумеется, господин Губерт де Ружетер… Для него это равносильно разорению.
— Вот теперь я убедился, что ты ничего не знаешь, Канар… Ты определенно ничего не знаешь о человеческом сердце, тогда как я… Видишь ли, когда столько проплаваешь… Я знаю повадки акулы, омара, а следовательно, и человеческое сердце. Виконт — прекрасный молодой человек. Он обожает дядю и тетку. Ну, доволен ты теперь?
— А богатство?
— Ему все равно! Кто меньше всех заботится о деньгах, так это он… Он богат, ему они не нужны.
— Как бы не так! Говорят, у него долги.
— Да у кого их нет! Я тоже задолжал девяносто су в Бресте. Уже одиннадцать лет прошло… Главное, что я знаю этого господина Губерта. Какая натура! Откровенный, добрый, веселый, услужливый… Сливки! Нет, лучше — стакан старого хорошего вина! За этого я готов поручиться, но за того, другого…
— Другого?
— Ну да, того, сладенького такого, мечтательного!
— Не понимаю…
— Боже мой! Ну, господин Эдуард, музыкантишка…
— А, тот милый молодой человек…
— Милый, милый… Но мне он уже страшно надоел своими фортепьяно, скрипкой и трещотками. К тому же он такой тихий…
— Да, веселым его не назовешь. Но в то, что он лицемер, я не верю.
— Почему же он никогда не смеется?
— Может быть, у него какое-нибудь горе.
— Как бы не так! У него хорошее место, его балуют. И мне кажется… — Тут Лантюр понизил голос: — Мне кажется, что его интересует мадемуазель…
— И что же тут удивительного? Она хороша собой. Эти белокурые локоны и голубые, как небо, глаза…
— Она красавица, это верно! Но это чучело дает ей уроки, и знаешь что, Канар, я ему не доверяю, как огню…
