— Стреляют?
— Бьют, заразы, — сказал Сизов. — Вот уже тридцать семь минут долбят наш участок.
— А вы бы завели патефон, — предложил Шитов, — все-таки с музыкой веселей.
— Верно, — сказал кто-то и поставил пластинку «Калифорнийский апельсин». Ее проиграли три раза, но немцы стали бить еще ожесточенней, и тогда патефон перенесли к дверям и поставили самую громкую пластинку.
Волны земли, поднятые разрывами, ударялись в траншею и летели через бруствер в открытые двери землянок и блиндажей.
Вскоре снова стало тихо и буднично, и Шитов начал ждать атаки. Но в этот день ее не было.
Ночью бойцы Шитова услышали, как за проволочными заграждениями в районе кладбища скапливались немецкие танки.
— Ну, ребята, — сказал Шитов, — теперь держись. Назад нам идти некуда.
— Верно, — сказал Сизов, — и черт его знает, товарищ лейтенант, прямо стыд берет, как вспомнишь прошлогоднее паникование.
Вскоре из долины вышли танки, тяжелые, неуклюжие, как слоны, и бросились на траншею Шитова. Они открыли огонь из всех пушек, но их встретили гранатами и бутылками с горючей смесью. Почти у самой траншеи два танка остановились и вспыхнули, а четыре повернули назад и обнажили свою пехоту.
Долго расстреливал Сизов отползающую пехоту врага, а Шитов сидел на корточках около работающего пулемета и писал донесение командиру роты, требуя от него два противотанковых ружья.
«Мне нужны только два ружья, — писал он, — только два, и тогда никакие силы не сдвинут нас с этого места. Рубеж держу».
К вечеру прибыли противотанкисты с трофейной губной гармоникой, на которой пока что никто не умел играть.
Шли дни, и на этом участке все было спокойно. Солдатам не хватало табаку. Они все чаще вели задушевные разговоры, читали друг другу письма и, теперь уже наизусть зная участок врага, помогали нашим снайперам выбирать удобные позиции, а иногда и сами уходили в засады. Но однажды вечером немцы снова бросились в атаку. Шитов при свете ракет видел, как они поднялись с исходных рубежей и пошли по изуродованному полю тремя цепочками.
Они шли прямо на его пулеметы, и Шитов почувствовал, что на этот раз ему будет совсем нелегко сломить немцев.
— Всем хозяйством — огонь! — скомандовал он. — Огонь! Огонь!..
Но немцы шли как заводные, и, когда они были уже совсем близко, прибежавший сержант Маков сказал:
— Надо отходить, товарищ лейтенант, у нас взвод, а у них больше батальона.
— Беги, — сказал Шитов и посмотрел на свой автомат, — ты меня понял, Маков?
