«Ава, конечно, я помню Росса. Все что угодно для его внучки. После трех устраивает. В любой день. Куплю тебе выпивку. Захвати фотографию, меня стала подводить память. Расскажу тебе все, что знаю».
Рассел уставился на номер. «Захвати фотографию»? Какую фотографию? И куда? Он отыскал на столе ручку и записал номер на тыльной стороне ладони.
Затем оглядел комнату. Наверное, в этих коробках много важных мелочей, которые имеют огромное значение, которые помогли бы сложить картину воедино, которые связаны с Россом, – но он был слишком пьян, чтобы изучить их. У него было ощущение, что Ава играет с ним, тормозит их расследование. Чтобы проводить с ним время? Или подозревает, что он может вскрыть нечто такое, что ей не хотелось бы узнать о семье, воспитавшей ее?
– А я все равно все выясню, даже вопреки тебе, Ава.
Рассел замер у входной двери. Запирать дверь или нет? Как же это типично для нее…
Он оставил дверь незапертой и, с ботинками в одной руке и коробкой с китайской едой в другой, прямо в носках побежал к своей машине.
Он припарковался на Хопкинс-авеню и стал ждать. Скоро должна выйти Мари. Он посмотрит ей в глаза и спросит, зачем она с фотоаппаратом приходила к его дому, потом усадит ее в машину и увезет. Он заранее включил блокировку задних дверей, чтобы она не выпрыгнула. А еще прихватил с собой веревку и клейкую ленту. Он никогда прежде никого не похищал. Мари была на двадцать лет моложе, но он рассчитывал, что обычная мужская сила компенсирует разницу в возрасте. Включил печку, чтобы согреть руки. Холодный воздух, проникая в салон, усиливал его нетерпение.
Всю ночь он проворочался на скрипучем диване и почти не выспался. Образ Мари маячил у него в мозгу, пока не разболелась голова. Вокруг него метались тени, вынуждая его укладываться то на один бок, то на другой. Так продолжалось до тех пор, пока за окном не забрезжил рассвет. Он понимал: все это время, предупреждая Мари, что она может быть следующей, он пытался напугать ее и заставить помочь ему убить Аву. Только ему ни разу не пришло в голову, что это она и убивает. Как же, монахиня… Убила Билла, потом Лойяла, потом своего отца? Все это выглядит бессмыслицей. Но фотоаппарат-то не лжет. А фотоаппарат у нее.
Он заставил себя встать, принять душ и побриться, надеть отглаженные брюки и сорочку. «Пусть мы бедные, но мы не разгильдяи». Он вспоминал слова отца каждый раз, когда одевался. Этот день, решил он, должен стать началом конца прошлого.
