Как они могли знать? Принадлежность к КГБ ряда сотрудников посольства, включая меня, была ФБР известна. Но как они угадывали, в какой из многочисленных автомашин, выезжающих из посольства или нашего жилого комплекса в районе Висконсин-авеню, находятся сотрудники резидентуры, даже те, которые только недавно прибыли в Вашингтон? Это могло означать лишь то, что внутри резидентуры находится агент противника, снабжающий его такой информацией.
Подобные мысли не давали мне покоя, когда в один солнечный весенний день, напоенный ароматным запахом распустившейся в городе вишни, я подъехал к зданию посольства на 16-й улице. Я возвращался после проведения нескольких встреч в городе и обдумывал, что должен написать в моем отчете о встречах в Центр. Миновав дежурившего у здания посольства американского полицейского, контролировавшего всех, кто входил или выходил из здания, вошел внутрь. Посольство размещалось в величественном особняке, построенном в стиле позднего французского классицизма и ранее принадлежавшем вдове американского железнодорожного магната Дж. Пульмана.
Служебные помещения посольства располагались на первых двух этажах. Лифт, проехав третий этаж, где жил посол А. Добрынин, доставил меня на самый верхний этаж, там под черепичной крышей размещалась резидентура. Набрав цифровой код замка входной стальной двери, я вошел внутрь. Нашими оперативно-техническими работниками комнаты резидентуры были защищены от возможного прослушивания ФРБ. Помещение небольшое, и в случаях, когда в одно и то же время собирались все сотрудники, было весьма проблематично найти свободный стул или стол.
Перед тем, как я вошел в свой офис, дежурный по резидентуре сказал, что меня срочно хочет видеть резидент. Постучавшись, я вошел в кабинет Станислава Андросова.
— Добрый день, Станислав Андреевич, — сказал я.
Андросов не предложил мне сесть. Более того, он не произнес ни слова, что указывало на то, что резидент чем-то сильно обеспокоен. Его редеющие волосы и правильные мягкие черты лица придавали ему вид ученого. Продолжая молчать, он протянул мне конверт, на котором от руки была написана его фамилия. Я открыл конверт и вынул листок бумаги с напечатанным текстом.
Содержание записки было необычным. Автор представлялся сотрудником американской разведки. За вознаграждение в 50 000 долларов он предлагал передать нам информацию об операциях ЦРУ против Советского Союза. Он готов встретиться с представителем советской разведки для обсуждения условий сделки. С тем чтобы убедить нас в своей искренности, в конверт были вложены копии нескольких документов. В основном они касались данных, полученных американской разведкой о базировании ВМФ СССР в регионе Ближнего Востока. Хотя бумаги выглядели настоящими, было трудно сразу же определить, принадлежали ли они ЦРУ. Подобные сведения легко могли быть результатом анализа, выполненного Госдепартаментом США, каким-либо банком или даже отдельным журналистом. Представленные документы носили слишком общий характер, чтобы служить доказательством искренности его предъявителя или считаться разведывательной информацией. Я взглянул на серьезного Андросова.
