И все же этот случай скорее был нетипичным. Как правило, КГБ отзывал на Родину разведчиков, к которым противник осуществлял вербовочные подходы. Прежде всего, эти факты означали, что американцам становилось известно об их принадлежности к советским спецслужбам. Кроме того, существовала вероятность, что такие сотрудники могли согласиться со сделанными им предложениями, как бы убедительно они это ни отрицали. Даже в случаях, когда было совершенно очевидно, что они отклоняли заигрывания противника, такие сотрудники все равно оставались под подозрением Центра. Увы, это ни к чему хорошему не приводило.
Степень недоверия в коридорах Ясенево была достаточно высокой, поэтому даже незначительные признаки чего-то необычного в окружении оперработника могли означать конец разведывательной карьеры. Такое недоверие к своим сотрудникам, повторюсь, лишь облегчало вербовочные операции ЦРУ. Страх потерять свою работу приводил некоторых из них в агентурную сеть американской разведки. Офицер линии «ПР» (политическая разведка) вашингтонской резидентуры Сергей Моторин, которого американцы «зацепили» за незаконную продажу водки «Столичная», не хотел, чтобы такой в общем-то не очень серьезный проступок стал известен его начальству. Тем не менее этот факт был успешно использован, чтобы убедить его начать работать на ФБР — до момента его разоблачения, а затем и вынесения смертного приговора в Москве.
Мы с Еленой были очень осторожны в наших контактах с окружением, и поэтому у нас в посольстве было не очень много друзей. Она была достаточно волевой и организованной, чтобы научиться переносить эту вынужденную самоизоляцию. Я ощутил эти свойства ее характера практически сразу, как только впервые ее увидел в длинном коридоре на Лубянке — местонахождении штаб-квартиры КГБ. Как она потом мне призналась: увидев меня, она сразу для себя решила, что это тот человек, которого она бы хотела видеть своим мужем. Подобные черты ее характера, а также мое служебное положение как руководителя подразделения резидентуры, одной из задач которого являлся поиск и выявление предателей, независимо от иного, содействовали нашей определенной изоляции, и нужно признать, что это отражало атмосферу подозрительности в нашем посольстве.
К 1985 году мы с Еленой уже считались ветеранами советской колонии, привыкшими к условиям вашингтонской жизни и определенной специфике работы и общения в посольстве. Наша не по годам развитая дочь Алена с удовольствием ходила в детский сад на территории консульства, и мы гордились ее быстрым прогрессом в английском языке. Нам нравились американцы как нация с присущей им предприимчивостью, гостеприимством и легкостью в общении. И мы были в восторге от американской природы. Без лицемерия, США казались страной, в которой приятно находиться.
