И на фронт твой отец пошел в июне сорок первого добровольцем. Сколько поколений подцепили всё за тот же крючок: Родина-мать зовет! Отечество в опасности! Им казалось, что они защищают Отечество, а получалось, что они защищали свое рабство и несли его остальному миру.
Когда после войны начались гонения на “космополитов”, разоблачения псевдонимов, стали исчезать ближайшие друзья, твой отец писал агитки под видом научпопа о борьбе американской и советской науки вроде книги “Жизнь побеждает!” про микробиологов: “Фашистская «наука» бесконечно слабее передовой, прогрессивной науки. Вся история человечества подтверждает сталинские слова о том, что «великая энергия рождается лишь для великой цели». Умирающий класс может только уродовать, искажать то, что на благо человечества создали настоящие ученые” – и т. д. и т. п. Твой отец должен был славословить убийц родителей и друзей. Он вынужден был это делать, чтобы выжить, чтобы появился ты. Выдумки Шекспира кажутся по сравнению с этой трагедией детским лепетом. Без понимания этого невозможно понимание твоих романов. В этой трагедии твоей семьи отразились миллионы семейных трагедий всего народа, всей страны.
Александр Шаров ушел потом в детскую литературу, там еще можно было дышать. Твой отец – тоже бегун, а фантастика и сказки – его корабль.
В 1958-м он получил квартиру в писательском кооперативе у “Аэропорта”. В то время возвращались люди из лагерей, и многие друзья отца приходили в гости, некоторые просто жили у вас. Они рассказывали то, что видели, через что прошли, а ты всё это слушал – ребенком, отроком. Эти люди и стали твоими университетами, живой частью истории страны и времени.
Ты говорил, что самое больное для тебя было то, что люди исчезали – и их сразу окружало молчание, будто их никогда и не было. Это молчание было самым страшным. Твои родные, как и миллионы других уничтоженных, уходили в небытие, окруженные молчанием, ничего после себя не оставив. И тебе было важно вернуть им место в истории, понять и восстановить их представления о жизни, о мире, в котором они жили, их понимание добра и зла. Ты всю жизнь писал не о том, как понимаешь Россию и всё, что происходило с ней, а о том, как, по твоим представлениям, страна и люди понимали себя.
Ты примеряешь на себя чью-то память. Так легко всё на свете теряется, особенно люди. От последнего века уцелели лишь ошметки. Ты возвращаешь всем, потерявшимся в складках истории, их память, их голос, их надежду, их веру.
