Дмитрия Мирского, написавшего предисловие к публикации, арестовали в 1937 году. Он погиб в лагере под Магаданом.
Переводчик Валентин Стенич был арестован в 1937 году и в 1938-м расстрелян.
В 1937 году был арестован переводчик Игорь Романович вместе с женой Еленой. Она потом вспоминала: “Его ведь арестовали из-за Джойса. Мы пошли на лыжную прогулку. В этот день Игорь получил гонорар и, зная, какая я сластена, купил много апельсинов и гору вкусных шоколадных конфет. И когда мы, разгоряченные от снега и от радости, что нам предстоит вечер вдвоем, готовились к роскошному чаепитию, услышали стук в дверь. Это был дворник, который попросил Игоря зайти на несколько минут в домоуправление что-то подписать. Больше я его никогда не видела”.
Эпиграфом к “Реквиему”, который Анна Ахматова надеялась напечатать в своем первом после смерти Сталина сборнике “Бег времени”, она взяла фразу из “Улисса”: “You cannot leave your mother an orphan” (Ты не оставишь мать сиротой). Сколько раз она повторяла эти строчки, говоря ночами с сыном, затерянным где-то в ГУЛАГе? Поставить эпиграф из Джойса ей не позволили.
В романе это просто парафраз известной шутки: “An Irishman receiving a challenge to fight a duel, declined. On being asked the reason, «Och, – said Pat, – would you have me leave his mother an orphan?»”
В России поэт – больше чем поэт и Джойс – больше чем Джойс.
Осенним днем 1938 года он поставил последнюю точку в “Поминках по Финнегану”, вышел на улицу и просидел на скамейке неподвижно несколько часов. Это были последние строки, которые он написал в своей жизни.
…The keys to. Given! A way a lone a last a loved a long the riverrun, past Eve and Adam’s…
Конец, который и есть начало. Всё проходит, но не раньше того, как всё начинается. Уроборос – строчка длиной в роман, которая кусает себя за хвост.
В самом названии книги, как в зародыше, хранится суть мироздания. В звучании слов живут все значения, написание заставляет выбрать одно. В написанном названии “Finnegans Wake”, как в засушенном насекомом, осталась лишь шелуха: поминки. В произнесенном – все смыслы начинают оживать, трепетать, шевелиться: сон неотделим от пробуждения, конец – вовсе не конец, но лишь повторение конца, а смерть живет наравне с воскрешением.
Одному гостю, сказавшему, что его текст – смесь музыки и прозы, писатель ответил: “Это чистая музыка”. Несколько отрывков он записал на пластинку, которую всегда ставил посетителям. В идеале это был бы только звучащий текст, но технически было невозможно записать сотни пластинок. Звуковых книг еще не было. Бумажная версия – вынужденный компромисс. Это звукопись, для которой не была придумана подходящая знаковая система. Сэмюэл Беккет: “Вы жалуетесь, что это написано не по-английски. Это вообще не написано. Это не предназначено для чтения… Это – для того, чтобы смотреть и слушать”.
