Вспомнила свой давешний страх и удивилась, как не страшно. Простое-простое лицо, как у всех; лицо сына человеческого, брата человеческого, тихое-тихое, как у бога, чье имя: «Тихое Сердце».
— Очень устала? — спросил он, должно быть, уже не в первый раз.
— Нет, не очень.
— Как хорошо плясала! У нас так не умеют. Это ваша критская пляска?
— Наша и ваша вместе.
Он тоже вглядывался в нее, как будто узнавал.
— Где я тебя видел?
— Нигде, государь.
— Странно. Все кажется, что где-то видел…
Она сидела у ног его, а он стоял над нею, нагнувшись. Обоим было неловко. Белый саван падал с голого тела ее; она старалась его натянуть, но он все падал. Вдруг покраснела, застыдилась.
— Холодно тебе? Ну-ка, ступай поскорей, одевайся, — сказал он и тоже покраснел. «Совсем как маленький мальчик!» — подумала она и вспомнила изваянье в Чарукском дворце — мальчика, похожего на девочку.
Он снял с руки своей перстень, надел ей на руку, еще ниже нагнулся, поцеловал ее в голову и, отойдя от нее, вернулся в царскую скинию.
— Клюнула рыбка, клюнула! — шепнул Туте на ухо стоявший рядом с ним в толпе царедворцев старый вельможа Айя, друг его и покровитель.
— Ты думаешь? — спросил Тута.
— Будь покоен: клюнула. Этакой парочки другой не сыскать: друг для друга созданы. Мужчина да женщина — крючочек да петелька — двое в любви, а здесь — четверо.
— Как четверо?
— Так; двое в нем, двое в ней; петелька — крючочек, крючочек — петелька: сцепятся — не расцепятся.
— Ты, Айя, премудр! — восхитился Тута.
Хор слепых певцов запел Атонову песнь. Нищие бродяги, ходили они по большим дорогам, из села в село, из города в город, питаясь подаяньем. Царь, однажды услышав их у врат Атонова храма, так пленился ими, что назначил им быть храмовыми певчими, да возносится Богу хвала не только от счастливых, мудрых и зрячих, но и от несчастных, темных, слепых.
Их было семеро. Перед царскою скинией стояли они в ряд, на коленях, голые, только в белых передниках, с телами, почерневшими от солнца, с руками и ногами иссохшими, тонкими, как палки, с видными сквозь кожу ребрами и животами вздутыми: головы бритые, лица сморщенные; складки около губ, как у больных, старых псов; носы курносые, тоже как у псов, нюхающие; узкие слепые щелки воспаленных глаз.
Запевало, сидя впереди, играл на высокой семиструнной арфе, а остальные, отбивая лад песни ладошами, пели голосами гнусавыми. Прямо на солнце смотрели слепыми глазами, но светлого бога Ра не видели, славили теплого бога Шу:
