— Ну что, справишься? — спросил его магнат, с беспокойством следивший за ним.
Гигант взглянул на арестованного и сказал с горькой усмешкой:
— С чем, может быть, не сладил бы карпатский медведь, с тем сладит дунайский.
Он схватился обеими руками за решетку, уперся ногой в стену и изо всей силы дернул поперечную перекладину. Перекладина согнулась под этим нечеловеческим усилием. Также согнулись и остальные прутья, но оставались еще в раме. Теперь небольшого усилия было бы достаточно, чтобы вынуть всю решетку.
— Готово, господин граф, — заявил Штейнер, утирая пот, катившийся по лицу. — Вы теперь сами сможете вынуть остальное. Только предупреждаю вас: сегодня не пытайтесь.
— Нам не к спеху, — сказал магнат. — У нас еще три недели впереди.
— А решетка?.. Пожалуй, заметят.
— Не беспокойся. Нас сторожит Рибо.
— Рибо?.. Да, Рибо еще лучше других. Он по виду свиреп, а человек добрый.
Штейнер еще постоял минуту и повернулся к двери, наклонив голову.
— Прощайте, господин граф. Больше не увидимся.
— Напрасно ты задумал такую глупость, — сказал магнат участливо. — Лучше беги. Советую тебе я, магнат твоей родины, сын Дуная.
— Нет, господин граф, я уже сказал вам: не видать мне ни нашей пушты, ни нашей реки. В смерти найду забвение. Если вам когда-нибудь удастся увидать нашу родину, вспомните, что на берегу большой реки живет старуха, Марица Штейнер. Скажите ей, что сын умер в Алжире, сражаясь с кабилами.
Он направился к двери неровным шагом; граф окрикнул его:
— Штейнер!
Геркулес повернулся; он был бледен как смерть.
— Подойди сюда, — позвал его магнат, протягивая ему руку. — Дай руку.
Штейнер отшатнулся.
— Палач не может пожать руки благородного мадьяра, — сказал он со слезами.
— Говорю, пожми. Я, твой земляк, отпускаю тебе в эту минуту все, в чем ты виноват, и не по своей воле.
Штейнер бросился к руке магната, но вместо того чтобы пожать ее, горячо поцеловал.
— Благодарю вас, граф. Мне кажется, я поцеловал всю Венгрию, — сказал он.
Он хотел отворить дверь, но она оказалась заперта.
— Ах он, проклятый! Он запер меня, чтоб я вышел не прежде, чем покончу вас. Только он не знает Штейнера.
Он налег на дверь, и она с шумом отворилась: замок отскочил. Вся казарма задрожала, будто от землетрясения. Часовые у входа закричали:
— К ружью!
Больные в лазарете звали на помощь, думая, что дом рушится. Только тосканец помирал со смеху.
В коридорах несколько минут слышались крики, проклятия и звон посуды, ударявшейся о стены.
