Входя в гостиницу Тинео, я понял, что моя псевдобуддийская отрешенность еще не достигла полноты: моя агрессивность по отношению к храпунам и страх перед бессонными ночами не исчезли. Я бежал оттуда, к большому удовольствию Рамона, и спал в эту ночь в своей палатке примерно в десяти километрах от гостиницы.
На следующее утро я поленился рано встать и, что вполне логично, должен был бы снова встретить Марику и ее поклонников в пути. Может быть, я даже втайне надеялся на это. Но случай пожелал, чтобы я покинул канонический маршрут Первоначального Пути и удалился от них.
Вдоль Пути можно встретить нескольких посланных самим провидением женщин, которые посвящают себя паломникам и отдают на служение им все свои природные способности.
В астурийском городе Вильявисиоса я провел ночь в прекрасной гостинице, украшенной с простотой и сердечностью, как дом, где живет семья. Ее владелица могла бы предназначить ее только для туристов высшего уровня, но она любит паломников. Я не знаю, вследствие какого обета она решила посвятить себя заботам об их благополучии. На расстоянии многих километров перед этим городом маленькие рекламные листки на деревьях сообщают странникам, что их будут рады принять в ее заведении. Она знает, что денежные средства у них скромные, и, должно быть, смутно догадывается об их скупости, поэтому она приспособила свои цены к размеру их кошельков. Но при этом она сердилась бы на себя, если бы предложила им меньше услуг, чем при оплате по полному тарифу. Когда наступает вечер, красивые комнаты, стены которых обиты перкалем, наполняются всей нищетой Пути. Я сушил свою палатку между картиной XIX века, на которой был изображен пейзаж, и восхитительным секретером с отделкой в технике маркетри (инкрустация или мозаика из пластинок дерева ценных пород. – Пер.). Свои носки я развесил на изголовье резной деревянной кровати, а для сортировки моей посуды мне пригодился изящный круглый столик на одной ножке. Я совершенно уверен, что мои собратья-паломники делали то же самое в соседних комнатах. За первым завтраком хозяйка гостиницы пила кофе в обществе своих постояльцев – жаке и явно испытывала от этого большое удовольствие. Собирая в школу дочь, она в то же время разговаривала с ними, спрашивала странников, как они спали, хорошо ли отдохнули, и наводила их на разговоры о Компостеле, где еще ни разу не была. А они, чувствуя себя виноватыми, но подчиняясь неодолимому инстинкту, воровали весь хлеб со стола, чтобы спрятать его про запас в свои рюкзаки. Я уверен, что в Сантьяго многие из них молились об этой женщине или, по меньшей мере, думали о ней.
