Бессмертным Путем святого Иакова. О паломничестве к одной из трех величайших христианских святынь | страница 62
К тому же все словно объединилось для того, чтобы сделать эту часть Пути восхитительной. Сначала я радовался, что покидаю Кантабрию и ее побережье, удаляюсь от моря, которое до сих пор было для меня ориентиром и указателем направления. Отойти от линии побережья было все равно что снять руку с перил, и я гордился собой, как ребенок, который делает первые шаги без помощи взрослого. Неизвестная земля, даже в пределах, ограниченных метками для паломников, волновала душу больше, чем долгая монотонная череда пляжей и маленьких бухт.
Потом я был очарован Астурией. Путь здесь помечен так же заботливо, как в Стране Басков, и уводит странника от автомобильных магистралей, снова открывая перед ним старые дороги. В облике Астурии я сразу же почувствовал какую-то суровость, первобытную и одновременно в высшей степени благородную.
Символ этого грубоватого благородства – амбары на сваях, которые встречаются здесь повсюду. Такой амбар называется horreo (произносится «оррео». – Пер.). Эти маленькие постройки имеют очень древнее происхождение (говорят, что первые из них появились еще в эпоху неолита). На сваях лежат большие плоские камни, обтесанные в форме диска, которые не дают грызунам пробраться в амбар. Первоначально крыши у этих «орреос» были соломенные, и амбар окружала деревянная галерея, на которой сушили травы, колосья и цветы.
Теперь несчастные «орреос» часто бывают изуродованы бетонными лестницами, крышами из черепиц, толя или окнами. Многие из них превращены в гаражи, курятники и сараи, однако стоят на своих местах, и их можно узнать даже в чуждых им нарядах. Но некоторые прекрасно сохранились и возвышаются на своих каменных лапах – гордые свидетели многих тысяч прошедших лет. Эта сельская простота составляет удачный контраст с вычурностью современных домов, которые, надеюсь, что ненадолго, изуродовали побережье.
В этом чудесном краю, который лежит посреди гор, как драгоценность в ларце, воспоминания, связанные с Путем Святого Иакова, и культовые места тоже приобретают особую силу, потому что Астурия – край дороманских церквей (дороманским называется европейское искусство V–IX веков нашей эры. – Пер.).
Некоторые церкви хорошо отреставрированы, например та, которая находится рядом с монастырем Вальдедио. За другими почти нет ухода. Одну такую церковь я видел. Казалось, что деревня, где она стоит, покинута людьми. Но одна старушка увидела, как я брожу вокруг церкви, и жестом показала, что я замечен. Потом она надела на голову парик (наискосок) и заставила замолчать свою собаку. Та, как это часто бывает, была настолько похожа на хозяйку, что это смутило меня. Затем старушка вооружилась большим ключом и впустила меня в церковь. На этом отрезке Пути я был полон благодати, и осмотр церкви глубоко тронул мою душу. Характерная особенность прероманских построек – толстые стены, в которых прорезано мало окон, да и те узкие, как бойницы: тогда еще не умели строить потолки в виде крестовых сводов. Поэтому внутри царит полная темнота. Хотя эти постройки стоят на поверхности земли, тому, кто в них входит, кажется, что он попал в катакомбы. Стены украшены не резьбой, а фресками, изображающими колонны и окна, которых нет в стенах. В луче плохого фонаря, которым размахивала моя проводница, возникали бородатые лица, части одежды, орлиные крылья или бычьи рога. Я отлично знал, что темы рисунков взяты из Евангелия. Но эти фигуры, выведенные охрой на неровной стене, больше подходившей для пещеры, чем для церкви, вызывали у меня ощущение, что я вернулся более чем на тысячу лет назад, в те далекие доисторические времена, к которым принадлежали амбары на сваях. Так в Астурии христианство позволяет увидеть свои корни. Они оказываются длинней, чем можно было ожидать, и связывают его с древнейшими примитивными формами духовности. Это лишь усилило восхищение, которое вызывала у меня эта религия.