— Нет, этого просто не может быть, — он широкими глазами уставился на меня, — что за ужасы ты говоришь? Откуда у тебя такая уверенность? Это страшно, это очень страшно, — отец вскочил и стал вышагивать по комнате, — откуда все эти твои пророчества, ты говоришь все это так уверенно, что я, извини, но поневоле начинаю беспокоиться о твоем душевном здоровье. Это все, — сказал он уверенным тоном. — последствия твоего ранения. Считаю, что тебе надо выходить в отставку и срочно ехать в Европу на лечение. Я просто настаиваю на этом! И не спорь, сынок. Ты — единственное, что у меня есть, и я не позволю, что бы ты так пренебрегал своим здоровьем.
У меня запершило в горле. Я вдруг понял, что за тридцать с лишним лет моей прошлой жизни впервые у меня есть родной человек, который болеет за меня, беспокоится обо мне, которому я дорог. Не знаю, что на меня нашло, вдруг захотелось рассказать ему все. По всякому я не смогу держать вечно в себе мою тайну, а кому еще можно открыться, если не единственно родному человеку. Я прикрыл глаза и задумался, собираясь мыслями. А, была — не была, нырнул, как в омут! Я верю этому человеку, верю не только как отцу корнета Александра Белогорьева, но как это не парадоксально, единственно близкому и Александру Белогорьеву ХХI века.
— Отец, я должен сказать тебе что то важное, — обратился к нему я, — присядь и выслушай меня. И как бы ни фантастично выглядели бы мои слова, прошу серьезно отнестись к ним, — я замолчал на несколько минут, собрался с духом, и продолжил — я родился в 1986 году. В это время попал из две тысячи семнадцатого года. Ты мне, конечно, можешь не верить, но это так.
Если сказать, что он был ошарашен, то ничего не сказать.
— Саша, что с тобой, что говоришь ты? — только и смог вымолвить он.
— Я твой сын. Я не могу в двух словах объяснить тебе это. В этом теле как бы слились два человека, Александр Белогорьев ХХI века и Александр Белогорьев века нынешнего. Это одна личность. Все знания, опыт, привычки одного являются знаниями, опытом, привычками другого. Ты мне можешь не верить, но я знаю, что я твой сын, но я так же знаю, что я человек ХХI века.
— Это невероятно, этого не может быть! Извини, но я вправе сомневаться в твоем душевном здоровье.
— Ты вправе так думать, отец. Но как тогда можно объяснить мои новые умения, новые знания. Новые, для человека начала ХХ века, но не для века ХХI, — взволновано начал я, — как объяснить знания о тех событиях, которые произойдут и в ближайшее время, и в далекой перспективе, — я на мгновение замолчал, потом продолжил, — хочешь, скажу, что будет в ближайшие год, два, пять, десять лет наконец? Хочешь, скажу, когда рухнет империя, когда расстреляют царя и всю его семью? Я немного интересовался историей, во всяком случае, общие даты и события смогу назвать.
