амочит, потом суши, почернеет, сгубится сенцо.
И решил я полегонечку его складать. А там, может, и сын подъедет. Я берегся, как доктор велел: не более двух килограмм. Небольшие навильнички брал, понемногу. Помаленьку складаю. А тучи : черная такая тучака, низкая, дождевая. Надо бы успеть. Заторопился, и вроде как сами собой навильники все больше становятся, все тяжельше. А туча уже на близу, дождем пахнуло. И, видно, я совсем подзабылся, ведь надо успеть. Последние пласты кладу. Чую — . Прикладок сложил. Дерюжкой накрыл его, жердями придавил. А тут сразу — ветер и ливень стеновой. Я — под крышу. Чую, щиплет глаза. Труха, видно, попала или пот. Умылся. Глянул, вроде какой-то туман. И как-то он все гуще и гуще. А потом и вовсе — темная ночь. Ничего не вижу. Теперь вот возят меня, — повернул он к сыну невидящие глаза. — В дело — не в дело. Туда да сюда. А проку?
— Погоди, — успокоил его сын. — Вот пройдем процедуры, может, и получшаетон сколь народу, все надеются, — убеждает он отца и себя.
— Вот так-то вот, — со вздохом заключает старик, — сену спасал…
Обычно такие рассказы идут вперебой с оханьем, со слезой. А старик вроде даже подсмеивался над собой, над жизнью: «Сену спасал…»
Рядом сидящий сын слушает отца, вздыхает, эхом повторяя: «Сено спасал». Укора нет на лице его, в голосе. Он все понимает.
Внук Митя живет с родителями в доме многолюдном, пятиэтажном. Обычное житье городское.
На подворье, к нашему дому, саду и огороду Митя приходит ли, приезжает не всякий день, особенно в ненастную пору осени да зимы. И потому весна для него — жданный праздник.
Помню одну из весен. Подъехали ко двору. Митя, конечно, первым из машины выскочил и умчался. Вдруг слышу крик его, истошный:
— Дедушка, иди скорей!!
Я встревожился:
— Что там?..
— Иди сюда! Посмотри, какое у нас чудо!
Подошел я. Митя стоит возле нерасчищенной клумбы, на которой, еще реденько, там и здесь, вылезли первые тюльпаны, пока лишь зелень бутонов. Но один из них поспешил и раскрылся. Сияют под солнцем алые лепестки.
— Ты видишь, какое чудо?!
— Вижу, милый. Спасибо.
Конечно же, это — чудо: голые деревья, серая весенняя земля, еще неприбранная, со всяким хламом да дрямом; и этот алый живой огонек, словно знак весны и добрый привет грядущего лета.
