Старый учитель Павел Михайлович Соснин который уже год мне жалуется:
— Баню не хотят открывать. Сколько лет бьюсь, пишу, говорю… Должны же мы хоть под конец жизни в бане помыться…
Милый Павел Михайлович, не будет бани. В райцентре баню никак не наладят, а у вас теперь уж точно не будет.
В станице Мартыновской тамошняя школа в прошлом году отметила свое девяностолетие. Многих и многих она учила и выучила. И теперь идут дети по утрам в то самое деревянное здание, которое было построено девяносто лет назад.
— Место для новой школы уже выбрали, — говорили мне учителя. — Проект был, колышки забили. А теперь…
Не будет новой школы в Мартыновской. Столетие будут отмечать в том же здании, коли не рухнет оно.
О каких новых бане ли, школе мечтать, когда гуляет над этим зеленым миром смерч разорения.
В хуторе Клейменовском разломаны клуб и бывшая школа; и медпункт, еще вчера живой, уже пустыми глазницами зияет, развалена печка — конец медпункту.
В этом хуторе я ночевал, вел горькие разговоры.
— Людям деньги за работу не платят. Они вовсе не хотят работать. Раньше мы как-то воздействовали, — говорит бригадир Виталий Иванович. — А ныне… Иди, говорят, да сам делай. Вот и все.
— Все дорого. А денег нет, — объяснил мне кто-то. — Ничего у людей нет: ни шифера, ни стекла. Вот и норовят украсть.
— Сено нынче не заготовили. Коров будем соломой кормить.
Зарплату не дают. А дитя надо в школу собирать. Продали платок, купили ботинки. Продали еще два платка, куртку купили.
И длинный монолог старого моего знакомого Ивана Бочкова:
— К чему идем? К чему нас ведут? Получаю зарплату пятьдесят тысяч и тех не вижу. А уголь для топки одна тонна стоит сто пятьдесят тысяч. Мне нужно три тонны. Где брать? Опять, как в старые годы, пеньки в лесу вырубать? Было такое.
И как не поймут, что хоть тяжело, но без угля мы проживем. А вот без хлеба как? В тридцатые годы и после войны, когда не было хлеба, враз стали пухнуть и помирать. А теперь говорят: хлеб ничего не стоит, самое дорогое — это горючее и газ. Неправда.
«Не пойму… Не знаю… К чему нас ведут?» — вот главные вопросы не только Ивана Бочкова, но всех, с кем встречался я.
После Клейменовского да Вихляевского ушел я через луга и займищный лес к Дурновской станице, оттуда выбрался к Павловской. А жизнь, разговоры, вопросы — одни и те же. Названия у колхозов хорошие — «Возрождение» да «Восход», но дела везде быстро спешат к закату.
Возле Павловской станицы помню я поля: здесь был эспарцет, здесь подсолнечник, здесь — пшеница. Сейчас — пусто. Нечем пахать, нечем сеять. Нет лемехов, нет горючего, нет масла. Не на что купить. В прошлые годы мы говорили об упадке животноводства, об уничтожении свиноводства как отрасли. В хуторе Ольховском были свинофермы, в Павловской — все это день вчерашний, а в нынешнем и зерноводство дышит на ладан. Нечем работать, да и некому. Зарплату в «Восходе» не получают с сентября 1993 года. Целый год! И о чем говорить, о каких таких стимулах к труду. Зарплаты нет. Цена буханки хлеба в два раза выше, чем в городе. Магазин практически закрылся. Да и торговать нечем. И покупатели с худым карманом.
