Бетонная серьга | страница 12



Вова наливал мне и Борису Ивановичу уже в пятый раз по полстакана — мне из экономии, а «Борысу Ивановичу нэльзя, у нёго в Германии був той, инстульт, чи той, инфаркт». Борис Иванович пил действительно мало — в то время, когда в каждом было уже примерно по пятьсот, в Борисе Ивановиче было всего триста пятьдесят. И вёл он себя рассудительно и мудро, как истинный начальник цирка:

— А где Петруха? — интересовался он судьбой подчиненного.

Петруха скоро нашелся, так как сидел в нашем же кругу, и я понял, что Борис Иванович еще не может осознать недавнее исчезновение Петрухи. По сбивчивому рассказу самого Петрухи и наводящим вопросам непьющего Бориса Ивановича я примерно воссоздал картину пропажи Петрухи.

Петруха поехал на «Камазе» «чи ув Хедеру, чи ув Афулу». Машина его без опознавательных знаков и с выключенными фарами сильно вихляла. Когда полицейский остановил «Камаз» и открыл дверь, Петруха выпал оттуда на асфальт.

«Камаз» был конфискован, а Петруха вернулся в Хайфу пешком. Но самое главное, что он сам не заметил пропажи «Камаза». На третий день после происшествия Петруха мучительно вспоминал: «Було чи тры „Камаза“, чи четыре». Так и не сумев определить количества «Камазов», он ощутил тоску по остроте ощущений во время быстрой езды. Тогда он сел на имеющийся в наличии «Камаз» и стал зверски колесить по асфальтовой арене цирка. Предназначенный сугубо для выступлений гимнасточек и акробаточек асфальт вылетал из-под колес пластами. От этого арена стала напоминать Мамаево побоище, что сильно затруднило разборку цирка.

К полудню солнце пригревало сильнее, лужи немного подсыхали, что позволяло Вове ложиться спать на Землю Обетованную под «Камаз». У Петрухи на время проходила зимняя меланхолия, и он принимался за готовку «борща». Ингридиенты для «борща» он находил под вагончиком — гнилые помидоры и лук. Самым примечательным в «борще» было добывление в него апельсинов. Петруха настойчиво звал меня попробовать деликатес. Я же счел возможным отказаться от его гостеприимства благодаря Вовиному сну. Вове я не смел бы перечить.


На третий день цирковой работы я ощутил боль в печени и понял, что пришло время сворачивать балаган. На пару с Альбертом мы за оставшиеся до конца недели три дня скатали брезент, разобрали все трибуны и запаковали в три «Камаза» с прицепами. Содержимое четвертого мы сложили штабелями ждать возвращения машины «чи з Хедеры, чи з Афулы». Будучи в послеинфарктной реабилитации, Борис Иванович не мог предложить нам свою помощь в разборе трибун. Но ощущая себя ответственным за происходящее, он травил байки, предлагал нам водку и, получив наш отказ, пил сам. Мы же с Альбертом, несмотря на Вовину близость (а, возможно, благодаря ей) продержались три дня и довели работу до конца.