Зеленая лампа | страница 2



А вот шавку Белку вырывает из рук Светки явно душевнобольной, ненавидящий все живое Марат, чтобы потом переродиться, стать мягким и пушистым, как игрушечный медведь.

А вот Мишаня (ну, конечно, только так, не Мих Мих, не Майкл, не какой-нибудь Мартин, а наш, родной Мишаня!) со своим дурацким «чики-пуки» держит Аркадия (а может и тебя, читатель?) за такого лоха, которого свет не видывал, ну просто за Лоха с большой буквы. А что же с такого Лоха возьмешь? Они на то и существуют на свете, извините, в повести, чтобы их лохарить и лошарить.

Про попрыгунчика Джанджгаву и Кольку-дурачка сказать нужно особо. Живое воплощение естественного человека (ах, Руссо!) они способны зародить в читателе смутное томление по какой-то другой жизни, которая, может, во сне мерещилась (чур меня!), или в детских фантазиях являлась, или в юношеских запойных разговорах с друзьями вставала у плеча…

Ну и в конце концов является в свете зеленой лампы сам Иван Окрошин, нашедший ответ (русский мужик все и всегда найдет!) на самый главный вопрос мужской зрелой жизни: «Ну и что после этого всего пить? Так, чтобы было хорошо, вкусно, весело и не отравиться?».

Но тут я, пожалуй, лампу притушу, пусть читатель сам все дослушает. Да, вот еще что — про пиво не забудьте!

Михаил МАТЛИН, фольклорист, кандидат филологических наук

Сергей ГОГИН

* * *
Наливаются временем веки,
но глаза остаются сухи,
если кто-то уходит навеки
и уводит с собою стихи —
за калитку, за грань, за пределы
(что нельзя обойти стороной),
где моё сознающее тело
прозвучит в унисон с тишиной.
***
Эпоха обветшала и уходит.
Вторгается эстетика распада.
Студенческая скрипка в переходе
соперничает с бликами айпада.
Что было вашим, уплывает к «нашим».
Грусти, паяц, и, если можешь, — смейся.
Сапожки и ботинки месят кашу
пескосоляной снежно-грязной смеси.
Ни день, ни ночь, а что-то в промежутке:
и жутко, и куда-то надо ехать.
Пустой «баян» ветхозаветной шутки
пускает эхо сдержанного смеха.
И то, что Веник возвестил на «Эхе»,
и то, что скушал внук Эдиты Пьехи,
и хорошо ли слажен «домик утки» —
всё перетрут любезные в маршрутке.
И бесконечна эта остановка,
международна эта обстановка.
Мерцают в небе призрачные краски.
Бухой мужик выгуливает хаски.
Из цикла «Филологическое»
Не верю застольным речам,
не вижу себя седовласым,
как ватник c чужого плеча —
расхожее: «Время всевластно».
Я — словно мальчишка-щенок,
и длинные школьные стены —
пожизненно мне, и звонок
раздался с большой перемены.
Рыдает звонок, но — по ком?