По пути, второй, который был чуть плотнее телосложением, чем очкарик рассказывал: «Представляешь, одному из моих арбуз сегодня привезли. Мелкие по кусочку съели и наелись, а мне жалко выбрасывать его стало, ну и вот… арбуз этот, ночью наружу попросился. Я из блока выскочил, а до туалета чувствую не добегу. Стал тогда дерево поливать, не на угол же барака дудолить, а потом вижу свет в столовке, вроде как горит, но странно как-то. Дай думаю гляну! А там такое.! Я ж, если кому потом расскажу, мне не поверят».
Они подошли к задней двери, через щель в которой был виден свет, но какой-то тусклый, как от фонарика. Крадучись две тени заглянули в приоткрытый проем.
Обзор был не велик, но даже его хватило, чтобы увидеть незабываемое. На картонных коробках, в которых были то ли консервы, то ли что-то еще, которые стояли прямо за дверью, ведущей в основное помещение, лежали двое. Судя по позе, в которой они заснули, они собирались заняться чем-то поинтереснее обычного сна.
Но, что самое ценное, то ради чего я был приглашен, это была грудь. Да обычная женская грудь, которая была видна через распахнутую блузку и стянутый бюстгальтер. Но эту картину делало бесценным то, кому принадлежала эта грудь. На коробах спали, в умат пьяные, завхоз и Поля.
Свет проникал из основного помещения, рассеиваясь по складу не давал рассмотреть все до мелочей, но то, что это именно она, а это именно он сомнений быть не могло. Давление подскочило, уровень адреналина приближался к критическому, в ушах явно слышалось сердцебиение. Два наблюдателя встретились глазами. Один спросил:
— Видел?
— Спрашиваешь! Света маловато.
— Да не, нормально. Ты прикинь, мы теперь знаем, какие у нее буфера.
— Сюда теперь всю ночь билеты продавать можно.
— Дай-ка еще погляжу! — Он приблизил лицо к проему. Свет нарисовал на лице вертикальную широкую полосу, которая становилась уже, по мере того как дверь приближалась.
Свет уже не казался таким тусклым, глаза с легкостью нашли картонные коробки. Пустые коробки. Лицо прижалось к двери, зрачок бегал по глазному яблоку, пока тень не заслонила проем. Сердце, колотившееся ранее, замерло. В животе похолодело и захотелось в туалет.
Раздался удар, подглядывающих отбросило метра на два. Дверь распахнулась, чуть не слетев с петель. На пороге стояла, в распахнутой блузке, с одной грудью наружу, растрепанная, в сбившейся набекрень пыльной юбке Баба Тлен.
Бимен дернулся на лежанке, глаза открылись. В темноте комнаты, освещенной светом луны, проникавшим через занавески, мирно сопел, устроившийся на качалке Бартеломью. Сердце, бешено колотившееся в груди, сбавляло обороты, дрема возвращалась. Он повернулся на бок, и закрыл глаза. «Когда, на каком моменте рассказа бывшего вожатого я начал видеть сон?» — Задал он себе мысленный вопрос. А спросить неудобно будет. Как-то не тактично, что ли. Вроде слушал, а не дослушал. Дремота снова накатывалась, и за шторками век, глаза уже начинали различать какие-то образы, нарисованные подсознанием.
